Ангелы опустошения (Книга 1, часть 2)

Керуак Джек

Диалог на таких вечеринках всегда один большой гвалт который подымается к потолку и кажется сталкивается и громыхает там, когда закрываешь глаза и прислушиваешься получается "Бваш бваш трах" поскольку каждый старается подчеркнуть свой разговор рискуя быть прерванным и заглушенным, в конце концов становится еще громче, напитки продолжают поступать, закуски уничтожаются а пунш вылакан жадно болтающими языками, наконец она вырождается в состязание по крику и как всегда хозяин начинает беспокоиться по поводу соседей и его последний час тратится на то чтобы вежливо прикрыть гулянку -- Всегда находятся запоздалые отставшие крикуны, т.е., мы -- последних гуляк всегда нежненько выпроваживают -- как в моем случае, я иду к чаше с пуншем чтоб вывалить ее

себе в стаканчик но лучший друг хозяина деликатно извлекает чашу у меня из рук, со словами "Она пустая -- а кроме этого гулянка окончена" -последняя кошмарная сцена показывает тусовщика набивающего карманы дармовыми сигаретами щедро оставленными в открытых ящичках тикового дерева -- Этим занимается Левеск-художник, злобно оскалившись, художник без гроша, сумасшедший, все волосы у него сбриты до кобылячьей минимальной щетины и весь покрыт коростой и синяками оттого что напился и упал вчера ночью -- Однако в Сан-Франциско самый лучший художник -

Хозяева кивают и подстраховывают нас до самой садовой дорожки и мы все с криками идем прочь пьяной поющей шарагой состоящей из: Рафаэля, меня, Ирвина, Саймона, Лазаря, Дэйвида Д'Анджели и Левеска-художника. Ночь только началась.

93

Мы все садимся на край тротуара а Рафаэль заваливается садясь по-турецки прямо на дорогу лицом к нам и начинает говорить и жестикулировать в воздухе теми руками -- Некоторые из нас сидят скрестив ноги -- Долгую речь произносит он в которой слышится пьяное трожество, мы все пьяны, но в ней еще все равно есть это птичье-чистое рафаэлево торжество но вот подходят легавые, и подтягивается патрульный крейсер. Я поднимаюсь и говорю "Пошли, мы слишком шумим" и все идут за мной следом но фараоны наезжают и хотят узнать кто мы такие.

"Мы только что вышли вон с той большой вечеринки вон там."

"Так вы слишком сильно шумели -- Нам три звонка от соседей поступило."

"Мы уходим," говорю я, и поворачиваюсь чтоб идти, а кроме этого полицейские теперь начинают врубаться в большого бородатого Ирвина Авраама и в спасенного благородного на вид Дэйвида и в сумасшедшего горделивого художника а затем они видят Лазаря с Саймоном и приходят к выводу что это будет чересчур для их участка, а так конечно и оказалось бы -- Я хочу научить своих бхикку избегать властей, как написано в Дао, это единственный путь -- Это единственная прямая линия, насквозь -

Теперь мы владеем миром, мы покупаем вина на Маркет-Стрит и все ввосьмером запрыгиваем в автобусы и пьем там сзади и слезаем и идем крича вниз по большим длинным разговорам самых середин улиц -- Забираемся на холм и длинной тропой и вверх до травяного тротуара на вершине с которой открывается панорама огней Фриско -- Сидим в траве и пьем вино -- Все болтаем -- Затем до хаты этого мужика, в дом со двором, большой хай-фай электромагнитный пу-бах здоровенный фонограф и они с гулом запускают здоровенные номера, органные мессы -Левеск-художник падает а думает что его ударил Саймон, и плача приходит пожаловаться нам -- Я начинаю плакать из-за того что Саймон кого-то ударил, все это пьяно и сентиментально, Дэйвид в конце концов уходит -- Но Лазарь "это видел", видал как Левеск упал и ударился, и на следующее утро оказывается что никто никого не бил -- Вечерок отчасти глуповатый но полный торжества которое наверняка было пьяным торжеством.

Утром Левеск приходит с тетрадкой и я говорю ему "Никто тебя не бил!"

"Ну я рад слышать это!" ревет он -- Я как-то раз сказал "Ты должно быть мой брат который умер в 1926 году и был великим художником и рисовальщиком в девять лет, ты когда родился?" но теперь я понимаю что они вовсе не одно и то же лицо -- если так, то Карма свернула. Левеск искренен с большими голубыми глазами и очень хочет помочь и очень смиренный но и он тоже вдруг может обезуметь прямо у тебя на глазах и бешено заплясать по улице что пугает меня. К тому же он смеется "Муии хи хи ха ха" и нависает у тебя за спиной...

Я изучаю его тетрадку, сижу на веранде разглядывая

город, провожу спокойный день, набрасываю вместе с ним картинки (один набросок который я делаю это спящий Рафаэль, Левеск говорит "О это Рафаэль-от-пояса в самый раз") -- Потом мы с Лазарем моросим призраками ему в тетрадку нашими суматошными мультяшными карандашами. Я бы хотел увидеть их снова, особенно странные бродящие призрачные линии Лазаря, которые тот рисует с ослепительно озадаченной улыбкой... Затем ей-Богу мы покупаем свиные отбивные, весь магазинный запас, мы с Рафаэлем обсуждаем Джеймса Дина перед стендом кинотеатра, "Что за некрофилия!" вопит он, имея в виду что девчонки обожают покойного актера но то чем актер не является, то что актер есть -- Готовим на кухне свиные отбивные и уже стемнело. Предпринимаем короткую прогулку вверх по той же самой странной тропе через пустырь со скальной травой, пока мы спускаемся снова Рафаэль шагает сквозь лунную ночь в точности как опиумотрубочный китаец, руки у него глубоко в рукавах а голова склонена и он идет дальше и дальше, по-настоящему темный и странный и согбенный под горестными соображениями, глаза его поднимаются и прочесывают окрестность, он выглядит потерянным как маленький Ричард Бартельмесс (17) в старой картине о лондонских опиекурильщиках под фонарями, фактически Рафаэль заходит как раз под фонарь и переходит к другой темноте -- руки в рукавах он выглядит угрюмо и сицилийски, Левеск говорит мне "О как бы я хотел написать его когда он идет вот так."

"Нарисуй сначала карандашом," говорю я, потому что весь день безуспешно рисовал его тушью -

Мы входим и я иду спать, в свой спальник, окна открыты к прохладным звездам -- И сплю я со своим крестиком.

94

Наутро "Я и Рафаэль и Саймон" уходим сквозь жаркое утро сквозь большие цементные фабрики и чугунолитейные заводы и депо, мне хочется идти и показывать им разные вещи -- Сначала они стонут но потом начинают интересоваться большими электромагнитами которыми поднимают кучи прессованного металлолома, и сваливают их в саморазгружающиеся вагоны, блэм, "просто выпуская сок рубильником, питание обрубается, масса падает," объясняю я им. "А масса равна энергии -- а масса плюс энергия равняется пустота."

"Ага но ты только погляди на эту ч-чер-то-ву штукенцию," говорит Саймон, раскрыв рот.

"Это здорово!" вопит Рафаэль стуча по мне кулаком. Мы шагаем дальше -- Мы собираемся посмотреть на железнодорожной ли станции Коди -- Заходим прямо в раздевалку проводников и я даже вижу приходили ли мне сюда письма, с того времени два года назад когда я и сам был тормозным кондуктором, затем дергаем оттуда увидеться с Коди на Пляже -- в кофейне -- Остаток пути едем автобусом -- Рафаэль захватывает заднее сиденье и говорит громко, маньяк он хочет чтоб его слышал весь автобус, если ему хочется поговорить -- Между тем у Саймона банан только что купленный и ему хочется узнать у нас такие же или больше.

"Больше," отвечает Рафаэль.

"Больше?" вопит Саймон.

"Правильно."

Саймон принимает эту информацию с полным серьезным соображением и пересоображением, я вижу как он шевелит губами и подсчитывает -

Ну конечно же Коди там, на дороге, толкает свою малолитражку на 40 милях в час на крутую горку, вписывается задом в щель на стоянке и выпрыгивает -дверца широко распахнута он высовывает свою широкую смеющуюся красную рожу верещит что-то нам парням на улице и одновременно отгоняет налетающих мотоциклистов -

Мы несемся на хату к одной красивой девчонке, прекрасная квартирка, у нее короткая стрижка, она в постели, под одеялами, она болеет, у нее большие грустные глаза, она просит чтобы я включил погромче Синатру на проигрывателе, у нее там весь альбом вертится -- Да, нам можно взять ее машину -- Рафаэль хочет перевезти свое барахло, от Сони, на новую квартиру с гулянкой где была органная музыка и Левеск плакал, окей, машина Коди слишком маленькая -- А потом мы схиляем на скачки -

"Нет на скачки в моей машине нельзя!" кричит она -