Ангелы опустошения (Книга 1, часть 2)

Керуак Джек

Я прыгаю в машину и вижу что в ней какой-то тип вроде тайного педика, что означает он все равно добродушный, поэтому я заступаюсь за моряка: "Он тоже едет стопом," и мы и его подбираем, и троица на переднем сиденье закуривает и едет в Сиэттл, все очень запросто.

Бессвязный треп о службе на флоте -- как тягостно, "Меня расквартировали в Бремертон и я бывало выходил по субботам вечером но стало гораздо лучше когда меня перевели в -- " и тут я закрываю глаза -- После проявления кое-какого интереса к той школе где учился водитель, Вашингтонский Универ, он предлагает выбросить меня в самом студгородке, я сам подымаю эту тему, поэтому мы высаживаем моряка по дороге (апатичный моряк которому на все плевать едущий столом с нижним

бельем своей девчонки в бумажном пакете в котором я думал было полно персиков, он показывает мне шелковую комбинашку лежащую сверху) -

Со студгородком Университета штата Вашингтон все в порядке и он довольно-таки Вечен с большими новыми общежитиями в миллион окон и долгими поздними пешеходными дорожками уводящими прочь от бешенств уличного движения и О весь этот колледж включенный-в-город, он для меня как китаец, я не умею его вычислить, мой мешок все равно слишком тяжел, я сажусь на первый попавшийся автобус до центра Сиэттла и вскоре пока мы пролетаем мимо старых полосок морской воды с древними шаландами на них, и красное солнце тонет за мачтами и односкатными крышами, так-то лучше, я понимаю что, это старый Сиэттл тумана, старый Сиэттл Город под покровом, старый Сиэттл про который я читал пацаном в фантомных детективных книжонках и про который читал в Синих Книгах Для Мужчин все про старину когда сотня человек вламывалась в погреб к бальзамировщику и выпивала бальзамирующую жидкость и все умирали, и когда всех напаивали и вербовали таким образом на суда в Китай, и про грязевые низины -- Хибарки с чайками.

Следы девчонки

на песке

– - Старая мшистая свая

Сиэттл кораблей -- сходней -- доков -- тотемных столбов -- древних локомотивов на стрелках набережной -- пар, дым -- Скид-Роу, бары, Индейцы -Сиэттл моего отроческого видения встающего передо мною на ржавой старой мусорке со старым бесцветным забором завалившимся в общем сумбуре -

Деревянный домик

сыро сэр -

повозки свет в окошке

Я прошу водителя автобуса высадить меня в центре, спрыгиваю и топочу мимо Городской Ратуши и голубей по общему направлению к воде где я знаю что найду хорошую чистую комнату на Скид-Роу с кроватью и горячей ванной дальше по коридору -

Я прохожу до самой Первой Авеню и сворачиваю влево, оставляя магазинную публику и сиэттльцев за спиной и опа! вот все человечество хеповое и прикольное тусуется по вечернему тротуару изумляя меня аж глаз выпадает -индейские девочки в брючках, с индейскими мальчиками стриженными под Тони Кёртиса -- сплетенные -- рука об руку -- семьи достославных сезонников только что поставили свою машину на стоянку, идут на рынок за хлебом и мясом -Пьяницы -- Двери баров мимо которых я пролетаю невероятны от толпящегося печального ждущего человечества, крутящего в пальцах стаканы и глядящего вверх на поединок Джонни Сакстона -- Кармена Базилио по телевизору -- И бац! Я понимаю что сейчас Вечер Пятницы по всей Америке, в Нью-Йорке всего-навсего десять часов и поединок в Гардене только начался и портовые грузчики в барах на Северной Реке все смотрят его и пьют по 20 пив на нос, и Сэмы сидят в первом ряду у самого ринга делая свои ставки, их хорошо видно на экране, расписанные вручную галстуки из Майами -- фактически по всей Америке Вечер Поединков В Пятницу и Большой Драчки -- Даже в Арканзасе его смотрят в бильярдной и снаружи в домике на хлопковом поле по телевизору -- везде -Чикаго -- Денвер -- сигарный дым повсюду -- и Ах печальные лица, теперь я забыл и вижу и вспоминаю, пока проводил все лето расхаживая взад-вперед и читая молитвы на горных вершинах, скал и снега, потерявшихся птиц и фасоли, эти люди сосали сигареты и напитки и расхаживали взад-вперед и читали молитвы и в собственных душах тоже, по-своему -- И все это вписано в шрамы их лиц -- Я должен зайти в этот бар.

Поворачиваюсь и вхожу.

Швыряю мешок на пол, беру пиво у многолюдной стойки, сажусь за столик,

уже занятый другим стариком глядящим в другую сторону на улицу, и сворачиваю самокрутку и наблюдаю поединок и лица -- Здесь тепло, человечество тепло, и в нем есть потенциал любви, я могу его разглядеть -- Я чистая свежая маргаритка, я знаю -- Я мог бы произнести им речь и напомнить им и пробурить их вновь -Но даже тогда я увижу на их лицах скуку "Ох, мы знаем, мы это все уже слышали, и мы просидели здесь все это время ожидая и молясь и смотря поединки по вечерам в пятницу -- и пья" -- Боже мой, они пили! Каждый пьянь конченая, я ведь вижу -- Сиэттл!

Мне нечего им предложить кроме своей глупой рожи, которую я все равно отвращаю -- Бармен занят и вынужден переступить через мой рюкзак, я отодвигаю его в сторону, он говорит "Спасибо" -- Между тем Базилио не больно от легких ударов Сакстона, он вступает и начинает дубасить того от и до -- тут кишки против мозгов и кишки победят -- Всё в этом баре кишки Базилио, лишь я просто мозги -- Нужно побыстрее оттуда выбраться -- К полуночи они затеют собственную драчку, молодые крутняки в кабинке -- Ты должен быть совсем уж рехнувшимся диким мазохистом Джонни Нью-Йоркцем чтобы поехать в Сиэттл ввязываться в кабацкие драки! Тебе шрамов надо! Основ боли! Внезапно я начинаю писать как Селин -

Я выметаюсь оттуда и иду снимать себе на ночь номерок на Скид-Роу.

Ночь в Сиэттле.

Завтра, дорога на Фриско.

65

Отель Стивенс это старенькая чистенькая гостиница, заглядываешь в большие окна и видишь чистый кафельный пол и плевательницы и старые кожаные кресла и говорящие часы и серебрянооправого клерка в клетке -- Доллар семьдесят пять за ночь, для Скид-Роу круто, но клопов нет, это важно -- Я покупаю себе номер и, поднимаюсь на лифте с господинчиком, второй этаж, и захожу к себе в комнату -Швыряю мешок в кресло-качалку, растягиваюсь на кровати -- Мягкая постель, чистые простыни, передышка и пристанище до часу дня времени выписки завтра -

Ах Сиэттл, печальные лица баров человеческих, и не осознаете что вы вверх тормашками -- Ваши печальные головы, люди, свисают в неограниченной пустоте, мельтешите по поверхности улиц и даже в комнатах, вверх тормашками, ваша мебель вверх тормашками и удерживается гравитацией, единственное что не дает ей всей улететь это законы разума вселенной, Бога -- Бога ждете? А поскольку он не ограничен то не может существовать. Бога ждете? То же самое, милый Бронкс-певец. Там ничего нет кроме сущности разуматерии первичной и странной а форма и названия которые вы ей даете ничего не решают -- фу, я поднимаюсь и выхожу купить себе вина и газету.

В месте для еды и питья до сих пор показывают бокс но вот что еще меня привлекает (на розовой голубой неоном-зажигающейся улице) мужчина в жилете тщательно выписывающий мелом счет сегодняшних бейсбольных матчей на огромной доске, как в старину -- Я стою там и наблюдаю.

В газетном киоске Боже мой тысяча книжек с девчонками выставившими все свои похотливые груди и бедра в вечность -- Я понимаю "Америка с ума сходит по сексу, им вечно не хватает, что-то не так, где-то, совсем скоро эти книжки с девчонками станут в невозможную обтяжку, каждая складка и морщинка будут тебе выпирать кроме дыры и соска, они рехнулись" -- Конечно я тоже смотрю, у стеллажа, вместе с другими сексуально-озабоченными.

Наконец покупаю сент-луисскую Спортинг Ньюс чтоб быть в курсе последнего бейсбола и журнал Тайм, чтоб быть в курсе мировых новостей и прочесть все про Эйзенхауэра машущего ручкой из поездов, и бутылку итальянского портвейна Швейцарская Колония, дорогого одного из лучших -- думал я -- С этим пилю обратно по проспекту и тут вижу кабаре: "Пойду сегодня вечером в кабаре!" хихикаю я (вспомнив Старого Говарда в Бостоне) (а недавно я прочел как Фил Силверс закатил старомодное представление в каком-то кабаре где-то и что за тонкое искусство это было) -- Да -- и есть -