Аннелиз

Гиллхэм Дэвид

Это ты сейчас о ком, о Беп или себе самой?

Анна сверлит ее взглядом в ответ:

— Да, я виновна. Ты это хотела от меня услышать? Виновна в том, что выжила. Это преступно. Смертный грех. Вот и Беп, должно быть, так думает. И кто ее обвинит? — спрашивает Анна. Закрыв тетрадку, лежащую на коленях, смотрит в пустоту. — Я хочу доверять Беп. Конечно, хочу. Но наверное, в каком-то смысле мне легче верить, что она предала нас, а не просто отвергла меня. Что она видит, что со мной стало, и хочет, чтобы мы отдалились друг от друга.

Она произносит это вслух,

но, когда смотрит на Марго, на том месте, где была сестра, лишь пылинки танцуют в свете любопытного солнечного луча.

День выдался сырым. Анна едет на велосипеде на Принсенграхт. На Кейзерграхт она слезает с велосипеда и ведет его — точь-в-точь как в тот день, когда за ней следил парень со склада, — но того и след простыл. Только люди снуют туда-сюда — на велосипедах, пешком, — а над ними, хлопая крыльями, носятся чайки. Неужто она вправду думает, что он все еще захочет за ней следить? После того как она укусила его до крови, когда они целовались? Нет, так она не думает — но в то же самое время надеется, что ошибалась. Может, он на работе, таскает бочонки, и она сможет поймать его взгляд? Когда она доезжает до склада, один из рабочих придерживает для нее дверь и называет «маленькой принцессой». Трудно понять, была ли то просто ласковая вежливость или случайная шутка, но, несмотря на это, она дружелюбно кивает, заводит велосипед в пыльную кладовую и прислоняет к стене в углу. Однако юноши с соломенными волосами нигде не видно. Она спрашивает у бригадира, господина Гроота, но тот пожимает плечами:

— Не явился.

В этот момент в разговор решает вклиниться довольно неопрятный старик Людерс:

— Чего от такого ждать?

Анна встряхивает головой:

— От какого?

— От дурной яблони плод, — любезно уточняет Людерс.

— Ладно, хватит об этом, — обрывает его господин Гроот. — Займись-ка своим делом, Людерс.

— Как его звали? Хоть это можете сказать? — спрашивает Анна.

Гроот хмуро подтаскивает к деревянному настилу тяжелую картонную коробку и кидает ее. — Мы звали его Рааф. А папаша его был Хукстра. И Людерс прав. Недоброе это имя.

— Недоброе имя? — переспрашивает Анна.

Гроот пожимает плечами, но видно, что разговор с дочкой начальника ему надоел.

— Если не возражаете, нет времени на вопросы. Работа ждет.

Поднимаясь по ступенькам в контору, Анна чувствует разочарование, как вдруг слышит стук шагов: кто-то спускается. Это Беп, в пальто и шляпке, с сумочкой на руке. Так спешит, что с опасной скоростью несется по голландской лестнице. Анна окликает ее, хочет призвать к осторожности, но вдруг видит, что лицо Беп залито слезами. Поборов первое побуждение — отстраниться и пропустить ее, не стоять на пути беды, — она встает на пути женщины, отчего той приходится привалиться к стене, чтобы удержаться на ногах.

— Беп. Ты плачешь?

— Анна, — Беп качает головой, утирая лицо платком.

— Что стряслось?

Но Беп может лишь мотать головой. «Я не могу».

— Чего не можешь?

— Больше не могу. Прости, — Беп сбегает по лестнице мимо Анны, не переставая плакать. — Мне очень жаль!

— Жаль? — на мгновение Анна застывает. — Жаль чего, Беп? Что произошло? Беп! — Анна бежит за ней по лестнице, рывком открывает дверь и выбегает

на улицу, но Беп уже спешит по тротуару мимо Вестеркерк, а Анну чуть не сбивает велосипедист — ослепла, что ли?

Вернувшись наверх, Анна влетает в контору, где ее встечают холодные взгляды. У Мип красные глаза, она опустила их и разглядывает свою пишущую машинку. Кюглер сидит на месте Клеймана и меланхолично смотрит на Анну, Пим стоит с листом бумаги в руке. По его лицу ничего нельзя понять.

— Что случилось с Беп? — спрашивает Анна, хотя заранее страшится ответа. — Почему она плакала?

Кюглер вздыхает, словно силясь выдавить ответ, но Пим сует ему бумагу и делает шаг вперед.

— Анна, Беп уволилась, — тихо говорит Пим.

Анна ошарашенно смотрит на него.

— Что?

— Она оставила фирму.

— Но… — Анна качает головой, точно отмахиваясь от неприемлемой мысли. — Но почему? Что с ней стряслось?

При этих словах Кюглер и Мип поднимают головы, точно желая подсказать ответ, но Пим просто говорит:

— Ничего не поделаешь, Анна. Отец Беп серьезно болен. Пошли метастазы, за ним нужен уход. Иногда есть обстоятельства, которые просто нужно принять, как бы нам ни хотелось обратного.

Анна плотно сжимает губы. Когда-то она не могла и помыслить, чтобы Беп захотела их предать. Но теперь? Кто знает, сколько стоят лекарства на черном рынке в этом мире, хоть мофы давно ушли? И неужто сама Анна не стала бы рисковать жизнями других для спасения Пима или хотя бы облегчения его страданий?

Не желая, чтобы Пим или Кюглер видели, как она плачет, Анна сдерживается до тех пор, пока не запирается в туалете. Сначала сдавленный всхлип, потом слезы градом — пусть текут. Она снова теряет близких. Будет ли этому конец? Неужто больше не стоит рассчитывать на любовь? На преданность без страха потери? Без опасений, что ее оставят — ведь даже умершие в каком-то смысле бросают ее. Как теперь верить, что ее собственная жизнь не сокрушит ее?

17. Прощение

Я хочу быть доброй и ласковой, и, наверно, прежде всего я должна научиться прощать их.

Дневник Анны Франк, 19 января 1944 г.

Откуда нам известно, что непрощение — жестоко?

Вавилонский Талмуд, Бава Кама, 8:7

1946

Принсенграхт, 263

Конторы компаний «Опекта» и «Пектакон»

Амстердам — Центр

ОСВОБОЖДЕННЫЕ НИДЕРЛАНДЫ

После школы Анна открывает спрятанную за книжным шкафом дверь и проскальзывает в их прежнее Убежище. Закрывая за собой дверь, она чувствует, что отгораживается от мира. От повседневности. Садится на пол чердака, держа на коленях Муши. Они заключили сделку. Месье Муши ле Кот и Анна. Свою часть уговора она выполнила рыбной шкуркой и кусочками консервированного тунца, а он превратился в урчащий меховой шар, который можно гладить.