Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17

Губерман Игорь Миронович

Усердные брови насупив, еврей, озаряемый улицей, извечно хлопочет о супе, в котором становится курицей. Евреи топчут наши тротуары, плетя о нас такие тары-бары, как если сочиняли бы татары о битве Куликовской мемуары. Во всех углах и метрополиях затворник судеб мировых, еврей, живя в чужих историях, невольно вляпывался в них. В

любых краях, где тенью бледной живет еврей, терпя обиды, еврейской мудрости зловредной в эфир сочатся флюаиды. Всегда евреи легко везде заметен, еврея слышно сразу от порога, евреев очень мало на планете, но каждого еврея — очень много. Евреи даже в светопреставление, сдержав поползновение рыдать, в последнее повисшее мгновение сумеют еще что-нибудь продать.

Глава 7

ВО ТЬМЕ ДОМОЙ ЛЕТЯТ АВТОМОБИЛИ

И ВСЕ, КОГО УЖЕ УПОТРЕБИЛИ

Творец, никому не подсудный, со скуки пустил и приветил гигантскую пьесу абсурда, идущую много столетий. С пеленок вырос до пальто, в пальто провел года, и снова сделался никто, нигде и никогда. Очень много лиц и граждан брызжет по планете, каждый личность, но не каждый пользуется этим. Строки вяжутся в стишок, море лижет сушу. Дети какают в горшок, а большие — в душу. Господь сей миг откроет нашу клетку и за добро сторицею воздаст, когда яйцо снесет себе наседку и на аборт поедет педераст. Из-за того, что бедный мозг распахнут всем текущим слухам, ужасно засран этот мост между материей и духом. Время льется, как вино, сразу отовсюду, но однажды видишь дно и сдаешь посуду. Ничто не ново под луной: удачник розов, желт страдалец, и мы не лучше спим с женой, чем с бабой спал неандерталец. Создатель дал нам две руки, бутыль, чтоб руки зря не висли, а также ум, чтоб мудаки воображали им, что мыслят. У Бога нет бессонницы, он спал бы как убитый, но ночью Ему молятся бляди и бандиты. Если все, что просили мы лишнего, все молитвы, что всуе вершили мы, в самом

деле достигли Всевышнего, уши Бога давно запаршивели. У тех, кто пылкой головой предался поприщам различным, первичный признак половой слегка становится вторичным. Не боялись увечий и ран ветераны любовных баталий, гордо носит седой ветеран свой музей боевых гениталий. Нисколько прочих не глупее все те, кто в будничном безумии, прекрасно помня о Помпее, опять селились на Везувии.

Глава 8

ЛЮБОВЬ — СПЕКТАКЛЬ, ГДЕ АНТРАКТЫ

НЕМАЛОВАЖНЕЕ, ЧЕМ АКТЫ

Один поэт имел предмет, которым злоупотребляя, устройство это свел на нет, прощай, любовь в начале мая! Ни в мире нет несовершенства. ни в мироздании — секрета, когда, распластанных в блаженстве, нас освещает сигарета. Красоток я любил не очень. и не по скудости деньжат: красоток даже среди ночи волнует, как они лежат. Что значат слезы и слова, когда приходит искушение? Чем безутешнее вдова, тем сладострастней утешение. Когда врагов утешат слухом, что я закопан в тесном склепе, то кто поверит ста старухам, что я бывал великолепен? В любые века и эпохи, покой на земле или битва, любви раскаленные вздохи — нужнейшая Богу молитва. Миллионер и голодранец равны становятся, как братья, танцуя лучший в мире танец без света, музыки и платья. От одиночества философ, я стать мыслителем хотел, но охладел, нашедши способ сношенья душ посредством тел. Грешнейший грех — боязнь греха, пока здоров и жив; а как посыплется труха, запишемся в ханжи. Лучше нет на свете дела, чем плодить живую плоть; наше дело — сделать тело, а душой — снабдит Господь. Учение Эйнштейна несомненно; особенно по вкусу мне пришлось, что с кучей баб я сплю одновременно, и только лишь пространственно — поврозь.