Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Чайку попить или позвонить? Вряд ли газетный человек в половине седьмого дома сидит. Но позвонил наудачу и попал:
— Здравствуйте, Олег. Вас некто Кузьминский беспокоит.
— Виктор Ильич, вот как бывает! — ужасно обрадовался где-то вдалеке хороший чистый баритон. — А я вам хотел звонить. У меня к вам серьезный разговор.
— У меня, Олег, тоже.
— Серега, да? — догадался Олег.
— Да.
— Надо встретиться, обязательно надо встретиться! Я кое-какие концы обнаружил.
— И у меня кое-что имеется. Давай ко мне прямо сейчас, а?
—
— С утра — это как? — настороженно поинтересовался Виктор.
— Ну, часиков в одиннадцать, — назвал время Олег и рассмеялся. Знал, что известный сценарист рано вставать не любит. — Рановато, конечно, но...
— Договорились, Олег. В одиннадцать прямо у входа в парк...
Только приспособился попить чайку с привычными бутербродами, как звонок в дверь. Увидел через охранную дырку Анну Сергеевну и открыл.
— Тебе лежать надо, а ты шляешься, — осудила его Анна Сергеевна. — У меня, Витя, телевизор испортился, мастер только завтра будет, можно, я у тебя посмотрю?
Анна Сергеевна устроилась у телевизора, а Виктор, попив чайку и поев бутербродов, на тахте. Ишь ты, походил сегодня, и не только в кресле сидеть — лежать уже можно. Виктор, осторожно ворочаясь с боку на бок и со спины на живот, долго искал позу, чтобы меньше болело внутри. Приспособился, наконец, и, притомясь, блаженно, не по-ночному заснул.
Разбудила его Анна Сергеевна, которая собиралась уходить.
— Который час? — сипя со сна, спросил он.
— Полпервого. Во что ты ночь теперь спать будешь, — сказала Анна Сергеевна и ушла. Тело от неподвижного лежанья затекло, он с трудом поднялся. Во что теперь ночь спать? Отвратительная тишина с непонятными тихими звуками поселилась в его доме. Заныло сердце. Он покрутил башкой, энергично растер левую половину груди. Все равно, тревожно и тошнотно, как с похмелья.
Нашел выход. Отыскал на полке пластинку, включил сто лет невключаемый проигрыватель, и Армстронг с надсадным восторгом запел про то, какой замечательный парень Мекки-нож. Отпускало. Мекки-нож, Луи Армстронг, музыка, дыханье зрительного зала — все было из другой великолепной жизни, в которую очень хотелось попасть. Он закрыл глаза и стал фальшиво подпевать.
Обвально грянул входной звонок. Обвально что-то рухнуло от верха до низа живота. Виктор остановил проигрыватель, прислушался, ничего не услышал и, стараясь быть бесшумным, пошел к двери. Глянул в глазок. На площадке никого не было. Тогда он не выдержал, спросил скверным голосом:
— Кто там?
— Вставайте, граф, вас зовут из подземелья! — возвестило веселое сопрано, и в дырке обнаружилось смеющееся лицо Ларисы.
Он открыл. Она впорхнула, не останавливаясь, влетела в комнату, раскрутилась на одной ноге, и, увидев вошедшего следом Виктора, удивилась чрезвычайно:
— Где это ты так загорел?
— На Пицунде, — мрачно ответил он.
Но хваткий актерский глаз уже определил грим. Она провела пальцем по его щеке.
— А ничего синячок замазан, — отметила она. — Встречай
— Не до любви мне сегодня, Лариса, — предупредил он.
— Да шут с ней, любовью. Чаем напоишь?
Попили чаю, Лариса постелила, улеглись. Но и любовью все-таки пришлось заняться. Сначала, правда, сильно болела поясница, но потом ничего, втянулся.
На асфальтовой поляне у входа в "Сокольники" сильно припекало: денек выдался жестоко солнечный — на небе ни облачка, ни дыма, только голубое пространство и дьявольские лучи от ослепляющего светила. Виктор, малость потоптавшись на солнцепеке, не выдержал, передвинулся поближе к кассам, под сетчатую тень мелколистных деревьев.
Выйдя из дома пораньше — за руль садиться пока не решался, он удачно словил левака, и поэтому оказался у "Сокольников" до срока. Часы на столбе показывали без десяти одиннадцать.
Делать было нечего, пришлось разглядывать уважаемую публику. Неспешные молоденькие парочки из учащихся — ну, это понятно, у них каникулы, одиночки из мужского пола, небритые, мрачные — знакомый контингент, похмельные, вон и карманы оттопыриваются, домохозяйки с тяжелыми сумками — этим-то что в парке делать? — редкие мамаши с колясками, в которых дети — поздновато, поздновато, сонные коровы, детям свежий утренний воздух нужен. И, в принципе, все. Дальше повторения с модификациями. Скучно.
Олег появился без двух минут одиннадцать. Он, видимо шел от трамвайной остановки, потому что оказался на том берегу проезжей части заливчика, который образовала поворачивающая здесь дорога, идущая вдоль сокольнической ограды. Он посмотрел направо, посмотрел налево и двинулся через заливчик ко входу в "Сокольники". Он не видел Виктора, он торопился, он хотел поспеть на свидание тютелька в тютельку.
Желтая "Нива" возникла в заливчике, как снаряд, который в полете невидим. На немыслимой скорости "Нива" встретилась с Олегом посреди заливчика. Растопыренный Олег взлетел над радиатором, упал на него и, соскользнув, оказался под передними колесами резко тормознувшей "Нивы". Но мотор вновь взревел, и "Нива", торопливо переваливаясь, как на колдобинах, проехала по нему, распростертому на асфальте.
Виктор не услышал — почувствовал хруст костей, на мгновение прикрыл глаза и тотчас открыл их от безумного женского крика. "Нива" уносилась вдоль ограды, а на асфальте осталась лежать бесформенная куча тряпья. Сбегались редкие прохожие, и, как по команде, останавливались на порожке тротуара. А Виктор не мог сдвинуть себя с места. Он стоял в тени, опершись рукой о ствол дерева. Волнами подкатывала тошнота.
Прерывисто, воюще надвигался звук сирены. Виктор опять поднял глаза. Белый "рафик" с красными крестами тормозил рядом с мертвым телом. Не могла быть столь скоро "Скорая", не могла быть, но была: видимо, кто-то перехватил ее где-нибудь здесь поблизости. Выскочили двое в белых халатах, вытянули через задние дверцы носилки и, на несколько минут склонясь над кучей, задвинули груженные носилки внутрь своей коробочки, прикрыли воротца, быстро расселись по местам, и "Скорая", продолжая тревожно сигналить, тронулась в путь.