Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Сделав все это, официант ждал, глядя на Валерия. Валерий кивнул, разрешая, и он удалился.
Виктор извлек ложечку из стакана, с удовольствием понюхал ее и положил на стол. А из стакана отхлебнул половину. Схватил пупырчатый огурец и, жуя, с легким недоуменьем смотрел, как всякий ожидающий поправки, на собеседника.
— Я слушаю вас, Виктор, — мягко напомнил Валерий.
— Извините, бога ради, — сказал Виктор, допил все, что оставалось в стакане, и придвинул к себе рыбку горячего копчения.
— Вы на машине? — поинтересовался
— Воистину так, — легко согласился Виктор потому, что пробил благодетельный пот. Воздушно как-то стало, и пришла раскрепощенность, необходимая для непростого разговора. — Валерий, у меня к вам две просьбы. Естественно, оплачиваемые по прейскуранту.
— Первая? — перебил нетерпеливый Валерий.
— Пистолет, — небрежно высказал первую просьбу Виктор и свободно улыбнулся.
— Новый незамазанный нигде "Макаров", подойдет?
— Не хотелось бы отечественный. Все-таки ворованный.
— Тогда чешский кольт. Но учтите: значительно дороже.
— Сколько?
— Три штуки.
— Согласен.
— Деньги при вас? — Дождавшись утвердительного кивка, Валерий достал из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку и типографски отпечатанную уже официально заверенную расписку. Проставил в ней сумму, расписался и протянул Виктору. — Передадите ее посыльному при получении товара.
Виктор выложил на стол три банковские упаковки червонцев и придвинул их к Валерию. Валерий небрежно сунул пачки в боковой карман.
— Где и когда? — выказал вполне естественное беспокойство Виктор.
— Сегодня. В самом удобном для вас и нас месте. Вас найдут, — Валерий дал понять, что с первым вопросом покончено и приступил ко второму: Вторая просьба?
— Посчитать ребра одному очень неважному гражданину. Гражданин этот...
— Прежде, чем вы назовете имя гражданина, мне бы хотелось узнать, Виктор, есть ли прямая связь между ним и вами, по которой легко выйти на того, кому приятен или выгоден акт пересчитывания ребер этого гражданина.
Виктор помотал башкой и рассмеялся.
— Излишне витиевато для примитивного сценариста. Насколько я вас понял, вам хочется знать, не заявит ли, после того, как его отметелят, Дмитрий Федоров первому попавшемуся милиционеру: "Это Витька Кузьминский все устроил". Не заявит. Он даже и не подумает на меня. Ни обид, ни ревности, ни ущемленности самолюбия — ничего личного. Здесь все чисто.
— Значит, он, сам того не ведая, совершил такое, что задело вас косвенно?
— А это вам обязательно знать? — Виктор уже тихо злился.
— Необязательно, — уступил Валерий. — Теперь конкретика. Имя и фамилию я уже знаю. Место, время?
— Мне необходимо как бы случайно наткнуться на него сразу же после того, как это произойдет, — Виктор избегал слова "избиение".
— О, тогда это не акт, а операция, — демонстративно посерьезнел Валерий.
—
— Следовательно, дороже, — подтвердил Валерий.
...Скверное дело сделано, скверное, но единственно возможное в данной ситуации дело сделано. Спокойно, дело еще не сделано. По Коровинскому, на Дмитровское, с него на Новослободскую и через Селезневку домой.
Главное — аккуратнее, в нем опасные сто пятьдесят. На Мещанской пришел полный покой и Виктор свернул в свою улочку.
Он тормознул у подъезда, и тогда на встречу ему медленно, на первой скорости двинулся "Москвич". Подъехав к его "семерке", "Москвич" остановился. Улыбающееся лицо водителя оказалось совсем рядом.
— Виктор Ильич? — осведомился водитель и, услышав подтверждающее "да", протянул через оконце коробку конфет — шоколадный набор, перевязанную нежной розовой лентой. Виктор принял тяжеленное кондитерское изделие и поблагодарил:
— Спасибо.
— А вам для меня записочку не передавали? — осторожно спросил водитель.
— Ах, да! — вспомнил Виктор и протянул в ответ расписку, выполненную типографским способом.
— Успехов вам! — пожелал водитель и уехал.
В коробке лежали: увесистый вороненый инструмент с милыми деревянными "щечками", три снаряженных обоймы и изящное ременное сооружение для ношения инструмента под мышкой. Виктор скинул куртку, приспособил сооружение на левое плечо, воткнул в него пистолет и вышел в коридор посмотреть на себя в зеркало. Вроде ловко. Вернулся в комнату, надел куртку и опять глянул на свое отражение. Вроде незаметно.
Хозяин дома, режиссер-философ, давно хотел заполучить сценариста Кузьминского для того, чтобы тот сделал чисто техническую работу: сценарно записал его планетарного масштаба, замысел, который, воплотившись в гениально снятый фильм, потрясет всю мировую кинематографическую общественность. Сегодня он Кузьминского заполучил.
Третий час шел разговор, определенный по началу как предварительный. Но режиссер разошелся и перевел разговор в монолог. Забыв накормить ужином и напоить чаем гостя, режиссер прыгал, как обезьяна, изображая энергию действия, несдержанно мимировал лицом, воспроизводя могучие страсти, играл голосом, передавая глубину будущих диалогов.
Подходило расчетное время. Виктор, не скрываясь, стал поглядывать на часы — было без четверти двенадцать — давал понять, что пора и закругляться. Но режиссер не то что не замечал, не хотел замечать, продолжая темпераментно орать. Вот он, телефонный звонок. Звякнул один раз и умолк. Виктор встал с дивана, потянулся и перебивая режиссера, резюмировал:
— Мне все ясно, Юрик. Одного боюсь, подниму ли я это. Дай мне сутки на размышление.
— Нечего думать, Витя! Все уже придумано. Запиши, и мы сделаем такую картину! — какую картину они сделают режиссер словами выразить не мог. Он сжал оба кулачка и затряс ими. Виктор уже был в прихожей.