Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11

Адамов Аркадий Григорьевич

— Минуточку, — сказал Виктор. — Минуточку.

И пошагал к выходу. Увидев это, Миша от их стола отчаянно заблажил:

— Витька, ты куда?!

Не надеясь на лифт, мчался по лестнице. На третьем этаже заглянул в ресторанный сортир. Никого. Далее до вестибюля считал неверными ногами ступеньки без остановок. Вестибюль был пуст. Кинулся в общий сортир. Никого. На всякий случай спросил у гардеробщицы, бездельной по летнему делу:

— Случаем не заметили, кто сейчас выходил?

— Сережа Тареев, а с ним знакомый кто-то, но не узнала, — скучно было гардеробщице, желала

она поговорить, но Виктор уже поднимался по лестнице. Поднялся на пролет и вызвал лифт, который сей момент открылся — был внизу. Видимо, эта парочка им и спустилась.

Вернулся к столику Казаряна, на этот раз присел. Посмотрел на Суреныча по-собачьи, ласково так попросил, почти моля:

— Вы же всех знаете, Роман Суреныч, ну, вспомните, пожалуйста, кто был с Сережей. Для меня это очень важно.

— Ну, не узнал, Витя, ей-богу, не узнал — виновато оправдывался Казарян. И, действительно, виноват был, он должен знать и узнавать здесь всех. Виктор сложил ладони палец к пальцу, зажал их меж колен и стал рассматривать близкую скатерть. Помолчал, потом поведал скатерти:

— Господи, как этот фраер мне нужен. — Встал, отряхнулся. — Папа Алик, завтра я у вас в гостях. Приятного аппетита.

И пошел к своему столику, не ответив на казаряновский вопрос, заданный ему в спину:

— С чего это ты так протрезвел, Витя?

Миша на него не глядел — обиделся. Пообижался, пообижался и спросил:

— Чевой-то ты метался?

— Надо было, — невежливо ответил Виктор и, на всякий случай, схватился за последнюю, хилую-хилую соломинку: — Ты случайно не видел, кто с Сережкой Тареевым уходил?

— Как не видеть? Видел. С поганцем Митькой Федоровым.

— Так, — сказал Виктор.

Митька Федоров, Митька Федоров — киношный человек. Есть такое понятие. Чаще всего киношный человек — немного сценарист документального и научного кино, немного критик в специзданиях, автор популярных, не претендующих на исследовательскую глубину монографий об актерах и режиссерах, активный участник премьер, кинонедель, фестивалей. Таким был и Митька Федоров. Кроме общих черт, Митька обладал и индивидуальными: умел быть легким, контактным, остроумным — правда, без меры, молниеносно сходился со знаменитостями, о которых писал, становясь человеком-громоотводом для горестных излияний их, знаменитостей, о несчастной, неудавшейся жизни. Одно время и у Виктора Кузьминского в приятелях ходил.

— Так, — повторил Виктор.

— Так-то оно так, — согласился Миша. — Но, может, выпьем?

— Выпьем, — кивнул Виктор. — По последней. А потом я домой поеду. Спать.

— А договаривались до упора! — Миша опять обиделся.

С утра гуляли с Ксюшкой по остоженским переулкам, обстоятельно беседуя на ходу о важнейших вопросах бытия. Шестилетняя дочь относилась к отцу любовно, и в то же время покровительственно: взрослый человек этот многого не понимал и часто не знал элементарных вещей. Погуляли всласть.

В середине дня Виктор отправился в небольшое путешествие наконец-то на собственной машине. Есть одна неприметная точка общепита в Москве стеклянная кафушка в районе Ховрина. Его несколько раз водил туда занятный гражданин Леша Борзов,

приятелек по странным обстоятельствам. Леша, завсегдатай этого заведения, достойно представил там известного сценариста и рекомендовал, на всякий случай, кому надо. Серьезно и ответственно рекомендовал.

Несмотря на глухое время, в кафе было многолюдно. За столиками расположился своеобразный и однородный контингент: сдержанные, хорошо одетые молодые люди тихо беседовали, дружески, но без заискивания общались со здоровенными официантами и пили только безалкагольные напитки.

Под взглядами всего зала Виктор сел за свободный столик. После вчерашнего горели буксы. Когда с Ксюшкой гулял, об этом и не помышлял, но сейчас твердо понимал: надо поправить пошатнувшееся здоровье. Конечно, автомобиль, конечно, опасно, но если сто пятьдесят и все, и японскими шариками зажевать... Подошел официант:

— Слушаю вас.

— Огурчики-помидорчики, рыбки какой-нибудь, шашлык, две "пепси" и сто пятьдесят конька.

— У нас, к сожалению, спиртное не подают.

— Жаль, — сказал Виктор, хотя знал твердо, что когда надо и кому надо подают.

— Вы ведь у нас бывали? — вдруг спросил официант.

— Бывал.

Ничего не говоря, официант удалился. Из-за той кулисы, в которой скрылся официант, минуты через две вышел тридцатилетний здоровенный гражданин. Мэтр — не мэтр, заведующий — не заведующий. Хозяин скорее. Его-то Виктор и хотел видеть.

— Здравствуйте, Виктор, — подойдя и усаживаясь напротив, поздоровался гражданин.

— Здравствуйте, Валерий, — Виктор успешно вспомнил как гражданина зовут.

— Вы, конечно, Алексея ищите? — уверенно догадался Валерий.

— Да. Он мне крайне необходим.

— К сожалению, он уехал дня на три.

— Обидно, — сообщил Виктор и показал на лице, как ему обидно.

— А я ничем не могу быть вам полезным? — Лешина рекомендация действовала безотказно. Именно этот вариант просчитал Виктор, на случай, если Алексей будет отсутствовать.

— Да. Безусловно, да. — Виктор откинулся на спинку стула, руки вытянул, положив кулаки на стол. Прямо академик Павлов на портрете работы Нестерова, резкость, решительность, окончательность выбора. — Шесть дней тому назад я попал, а точнее сказать — мне устроили небольшую, но весьма болезненную, в самом прямом смысле этого слова, неприятность. Трое хорошо обученных молодых людей, в моем же подъезде, быстро и вместе с тем чрезвычайно качественно меня отметелили. Кстати, Валерий, вы могли бы узнать, не ваши ли ребята были задействованы в этом?

— Мне не надо узнавать, — холодно заметил Валерий. — Я знаю, нет.

— Уж больно профессионально. Легкие, печень, почки до сих пор болят. А вчера случилось нечто отвратительное и непоправимо ужасное. Но, как видите, не со мной.

— И? — потребовал перехода от преамбулы к сути Валерий. Виктор не успел ответить: бесшумно приблизился официант с подносом. Виктор и Валерий терпеливо ждали, когда он расставит на столе заказанное. Расставил. Последним водрузил непонятный гладкий стакан, наполненный коричневой прозрачной жидкостью на две трети. Как бы чай, потому что с чайной ложечкой.