Антология современной французской драматургии.Том 1

Саррот Натали

Мустафаи Хасанотходят от умирающего друга.

ХАСАН. Оставим его. Он тщетно борется с собственным трупом. Разве он сможет пойти с нами?

МУСТАФА. Да, оставим его. Мы значим для него не больше, чем какие-нибудь деревья. Он борется с собственным трупом.

Хасани Мустафадолго вглядываются в омраченное лицо Лахдара, который внезапно прерывает молчание — в тот момент, когда Хасани Мустафамедленно покидают сцену, словно следуя за воображаемой траурной процессией.

ЛАХДАР. Прощайте, товарищи!

Какая ужасная была у нас молодость!

В этот момент появляется мать Мустафы, которая ищет сына, отправившегося в изгнание. Она потерянно бродит перед деревом, не замечая Лахдара. На ней синяя блуза, какие носят в психиатрических лечебницах. Ее седеющие волосы стоят дыбом, а острый взгляд скользит вокруг, ни на чем не задерживаясь. Ни в ее согнутой фигуре, ни в скорбных жестах нет ничего женственного. Ее бред время от времени прерывается пронзительными криками зловещих птиц. Она на разные голоса повторяет: «Мустафа!», как если бы это слово, превращенное в магическое заклинание, помогало ей удержать расплывчатый образ сына.

МАТЬ. Мустафа! Мустафа!

Крики птиц.

Мустафа!

ЛАХДАР. Он все еще там. Он ждет меня в этом мире, а я жду его в мире ином. Всю нашу жизнь мы только и делаем, что прощаемся.

МАТЬ (по-прежнему в гипнотическом состоянии).Мустафа! Мустафа!

Крики птиц.

ЛАХДАР. (Вторит ей эхом.)Мустафа!

Зловещие крики птиц, переходящие в весенний щебет. Сумасшедшая предается своим мыслям, опустив голову, потом раздается ее голос, легкий и ломкий, его подхватывает невидимый хорплакальщиц.

МАТЬ (присев на корточки перед апельсиновым деревом, поддерживающим Лахдара).

На больничной скамейке Сижу я, сумасшедшая в бегах, Вдова без покойника, мать без сына.

Хорплакальщиц издает крики птиц и подхватывает предыдущую строфу, затем начинается диалог между Лахдаромв агонии и матерью Мустафы.

МАТЬ (начиная неуверенно кружить возле Лахдара).

Я вырастила львиц, Но волос расчесать не смогла им. Птицы предупреждали меня! Надо было зарезать сына И дочерей, обрить им головы В память об их безумной матери, А птицы прыгают и смеются, Смеются надо мной, смеются Над сыном, который ждет меня на скамейке На скамейке в большой больнице.

ЛАХДАР.

Он и меня ждал здесь, Где бредит его мать, Не замечая моей зеленеющей виселицы. Слова не сказав, он и меня покинул Ради других деревьев, чтоб в них искать опору. Так сменяют друг друга наши звезды, Женщины и мужчины, тела и вещи: Исход наш неизбежен, И мать другого стала мне матерью В этом тройном роковом расставании!

Невидимый мужской хорподхватывает в отдалении.

ХОР.

Ночь надвигается, и вся Вселенная склоняется Над

окном в ничто! Не вините безумную — Она хотела затворить окно, И потому больны глаза ее.

МАТЬ (хочет бежать, но спотыкается и падает).

Ночь виною моего падения, А птицы смеются, все скок да скок.

«Электро-шок! Электро-шок! Электро-шок!» — кричит громкоговоритель, между тем как все дерево освещается молнией, и в тот же момент звучит зловещий крик птиц.

Смеются надо мной, смеются…

Пока мать Мустафыустремляется со сцены, весь хорповторяет.

ХОР.

Так сменяют друг друга наши звезды, Женщины и мужчины, тела и вещи: Исход наш неизбежен.

Слышится свист ветра; Лахдарпоследним усилием крепко вцепляется в дерево.

ЛАХДАР.

Не замечая моей зеленеющей виселицы… Слишком много мужчин, слишком много женщин прошли здесь. Печальное шествие, и сам покойник смотрит и считает отсутствующих.

Свет гаснет. Ветер свистит все сильнее. Это ветер смерти. Торговецсо своей тележкой появляется на сцене, в слабом освещении. Лахдари дерево погружаются в темноту.

ЛАХДАР.

Все казни смертные Для того, кто добрался до сердцевины, До сердцевины судьбы. Одним дыханьем здесь мне подводится итог, И мой язык, наконец-то предавший меня, Вместе с водорослями накормит безграничный простор. В этой точке я должен извергнуть все Страдания, заботы, химеры, науки И, подобно океану, изрыгнув, вернуть захваченное, Не оставив в себе ни жемчужины, ни трупа. И я должен признаться во всех грехах, Если хочу пустым пуститься в дорогу К другому краю судьбы, Куда нет доступа ни трагическим маскам, Ни толпе, ни прохожему, На целомудренные высоты, Где поцелуй множится, обращаясь в звезду, Где грива начинается от пяты, Где знание приходит, как вспышка, по первому зову, А любовь — единственная ночь без памяти.

Темнота. Свет. Долгие удары гонга. Спящий у стены Торговец. Лахдар, прислонившийся к дереву.

Эй, соня!

ТОРГОВЕЦ (не подымая головы).Болтай сколько хочешь, мой мальчик. Я не верю ни в каких призраков. Можешь прятаться за деревьями. Я миновал возраст страха.

ЛАХДАР (сквозь зубы).

Как всегда, в момент признаний Сцена кажется пустой. Что поделать? Я сам соберу нашу ячейку. Среди всех отсутствующих без уважительных причин только Одно отсутствие все еще тяготит меня: Моего отца, чье тело принесли завернутым в одеяло, А я ожидал, что конец его будет иным — как в легендах и мечтах.