Антон и Зяблик
Шрифт:
– Всё!
– сказал Егорка.
– Проворонили!
– Он подозрительно оглядел рабочих.
– Ясное дело - нашли и спрятали. Что же они, дураки, что ли?
– Это кто же?
– Эх, до чего бестолковый ты! Ничего от мамонта не осталось - всё давно уже раскопали и растащили по косточкам. И нам не осталось. Выло бы мне видение раньше…
Павлик распахнул пальто и, оглянувшись, показал на кость, засунутую за пояс. Показал и рассмеялся:
– А это что?
И отдал Егорке кость. Егорка бережно засунул находку за пазуху.
– Молодец!
– похвалил он его.
–
Дома матери и деда не было, отец еще спал. Егорка уселся на кровать и толкнул его. Отец зашевелился и внезапно, одним движением поднялся, опустил ноги на пол и стал чесать грудь. Он зашлепал к ведру, зачерпнул ковш воды и долго пил, проливая воду на рубаху.
– Крепко я вчерась, - сказал он и горько поморщился.
Он провел рукой по лбу, яростно потер щеки и судорожно вздохнул. Рот у него по-бабьи разъехался, задергались воспаленные веки. У Егорки защемило сердце от жалости, но, зная, что сейчас начнутся плач и покаянные речи, сурово свел брови и вытащил из-за пазухи кость.
– Пап, а пап, а мы кость от мамонта нашли. Во, гляди, какая…
Отец взял кость, сковырнул с нее кусочек земли и подошел к окну, чтобы рассмотреть при свете.
– Вроде бараний мосол.. .
Он зевнул, бросил кость под стол и потянулся за кисетом. Приступ покаянного настроения прошел. Он выкурил в полном молчании цигарку, выпил еще ковш воды и начал одеваться.
Ребята всё стояли, чего-то ожидая от него, но он махнул рукой - идите, мол, нечего! Тогда Егорка поднял кость и вышел на крыльцо.
– Знает твой батька!
– заносчиво сказал Павлик, выйдя следом.
– Дрында пьяная твой батька, вот кто!
– Ты моего батьку не трожь! Критик нашелся!
– Дрында, - не сдавался Павлик.
– Понимает он в мамонтах очень!
Егорка размахнулся и бросил кость в сугроб. Павлик метнулся за ней, нырнул в снег, схватил и побежал со двора.
– Стой, говорю!
– крикнул Егорка и припустил за Павликом, но Павлик бежал без оглядки.
У калитки своей избы он задержался, прихлопнул щеколду с другой стороны. Егорка дернул щеколду, сбросил ее, влетел за ним в избу и погнался вокруг стола, опрокидывая стулья.
– Не подходи, зашибу!
– грозился Павлик, размахивая костью.
– Я вот тебе зашибу!
– кричал Егорка.
– Поплачешь у меня!
Из горницы вышел отец. Он остановился, наблюдая за ребятами. Всклокоченные, как два петуха, они готовы были биться насмерть.
– Не поладили?
– спокойно спросил он.
Ребята угрюмо молчали. Прямков подошел к сыну и протянул руку. Павлик покорно отдал кость и опустил голову.
– Где подобрали?
– На болоте, где электричество строят, - осипшим голосом сказал Павлик и внезапно всхлипнул: - Это от мамонта. ..
– Откуда знаешь?
– Мне один человек сказал, а ему видение было…
Егорка весь дрожал от возбуждения, не зная, то ли стукнуть Павлика, то ли выхватить кость и удрать. Но Прямков осторожно погладил ее ладонью. Держа кость на весу, он ушел в горницу. Вернулся оттуда с лупой и долго двигал ею, поворачивая кость в разные стороны. Егорка притих и стоял за его спиной едва дыша. Вспышка улеглась, и теперь
– От мамонта или нет, правду не скажу. Только точно - не поросячья и не баранья. . .
Мальчики переглянулись. Все-таки это удача, пусть неполная, но все же удача.
– Только давайте так, - сказал Прямков.
– Пока все до точки не узнаем - молчок. Пошлем в город для выяснения - все же интересная вещь.
Егорка глянул Прямкову в глаза и вдруг осипшим голосом спросил:
– А верно говорят, что вы зуб от мамонта нашли и вам от того зуба везение было?
Прямков завернул кость в газету, опустил лупу в карман пиджака и присел на стул. Он ударил руками о колени и тихо засмеялся.
– Было дело, а я и забыл вовсе… Так это ж когда? Еще мы в школу бегали…
И рассказал, что действительно нашли они в детстве кость от мамонта - не зуб, а бивень, а еще каменный топор, и хранились эти находки в школьной коллекции до самой войны, а что дальше с ними было, не знает, потому что школа сгорела в войну, а учитель-биолог, собиратель и хранитель школьного музея, уехал в эвакуацию и вскорости умер там.
Дядя Ваня пытливо заглянул Егорке в глаза:
– Чего это наговорили тебе про мое везение? От отца наслышался, поди? А я ведь с ним дружил когда-то. Был он верховодом у нас, и я верил ему, ну, как старшему брату: что, бывало, ни скажет, для меня закон. Больших способностей человек. Да время свое упустил, растратил себя в пьянстве, разменялся по мелочам, дурость одолела, а сейчас виноватых ищет. Ты меня извини, конечно, нехорошо так о твоем отце говорить, только тут уж ничего не поделаешь - что есть, то есть. И не к тому говорю это, чтобы злобу ты к нему имел, а потому, что человек он хороший, вот что обидно.
Прямков закурил папиросу и долго стоял у окна, смотрел на улицу и качал головой, словно продолжая разговор, давно уже начатый, а все еще не конченный. Потом он достал из шкафа альбом и из множества фотографий выбрал одну - маленькую, пожелтевшую и смятую, - и на ней стояли мальчики и девочки возле большого дома, а впереди, выпятив грудь, красовался коренастый мальчишка. Это был Василий, отец Егорки, и лет ему было тогда, наверно, тринадцать, не больше, а за ним, выглядывая из-за плеча, стоял дядя Ваня, узколицый и серьезный, чем-то похожий на Павлика.
… Егорка и Павлик долго гуляли в этот день по деревне. Они ходили к коровнику, что возводился у излучины реки, прыгали на качающихся мостках, смотрели, как бегут по шоссейке машины, грелись на солнце и говорили о всяких разностях - ну, например, о мамонтах, которые жили здесь когда-то.
Занятно ведь как получается - бродил здесь мамонт, огромный, косматый, с бивнями, как сабли, трубил себе на болоте, задрав хобот, и не знал, не ведал, что на этом месте появится когда-то их село Крутоярки, что Егорка и Павлик будут гулять над речкой, а подальше отсюда, за тем вон кустарником, будет строиться электростанция. А еще не знал мамонт, что на горизонте побежит поезд, а в небе, оставляя за собой длинный белый хвост, полетит самолет.