Argumentum ad hominem
Шрифт:
Он улыбнулся. Немного криво, но вполне по-человечески.
— Спа…
Пришлось заткнуть его подручными средствами. То есть, ручными. Ладонью. Потому что ясный рассудок хоть и не самая ценная вещь на свете, для работы нужен именно он.
— Не надо громких слов.
А губы у него мягкие. В отличие от заметно уже пробивающейся щетины.
— И напоследок. Понимаю, что тебе это может не понравиться, но так надо. Для твоей же безопасности.
А ещё для удовлетворения моей драконьей жадности, конечно же. Чтобы ни одна гадина не посягнула. И ни один.
— Будет как подкожная
Он и не стал. Подождал, пока поглажу со всех сторон песней, а когда убрала ладонь с его рта, шепнул одними губами:
— Спасибо.
И почему-то мне показалось, что он прекрасно знает, какую цель я преследовала, оставляя на нем свою метку.
Глава 7. Кое что о том, как правильно мыться…
Петер
— Га-а-аспади-и-ин а… а… апчхфс… аф… аф… аффицер!
Неторопливые шаги. Остановка. Пауза.
— Да что ж ты… Да какого… Да твою же…
Минутка трехэтажного мата, но не громогласного, выставляемого на всеобщее обозрение, а больше для собственного удовольствия. Или просто для разрядки.
— И где я тебе среди ночи уборщика высвистовать буду? Вот и сиди теперь… как есть.
— Га-а-аспа…
— Да ну тебя нахрен! И можешь орать, сколько вздумается, все равно никто не слушает.
Как это, никто? А я?
Шаги ушлепали прочь и затихли где-то за поворотом коридора, вдоль которого располагались камеры предварительного заключения. Моя, в том числе.
Значит, очередного путешествия в туалет не состоится. Печалька.
Не то, чтобы меня хоть как-то занимал график справления естественных нужд в стельку надравшегося коммерса, но его проходы туда и обратно в сопровождении дежурного создавали некоторую определенность и моего существования. Которая теперь, стараниями все того же пьяницы и апатией полиции, существенно уменьшилась в размерах, сжавшись до… Ну да, до габаритов камеры.
Но это лишь статическая определенность. Гарантированная, уверенная, устойчивая. В такой хорошо зависать и отключаться, да. Думать тоже вполне получается. И все же, для лучшего ощущения мира нужна ещё динамическая определенность. Которую как раз и создавали регулярные перемещения сторонних объектов по ту сторону решетки. Задавали ритм или что-то вроде. Ритм, совершенно необходимый для…
Хоть метроном карманный заводи, право слово, иначе все закончится. Вот просто возьмет и прекратится.
До плотного взаимодействия с сонгой все ощущалось чуточку иначе. Смутно, путано, заковыристо. Отчасти даже напряженно. И честно говоря, временами, невзначай так, думалось о том, что неплохо было бы хоть слегка прояснить ситуацию.
Ну что, теперь хныкать поздно. Хотел ясности? Получи и распишись.
Нет, информационная картина изменений, что называется, не претерпела. Как была похожа на короб в супермаркете из серии «Все по одной цене», так и осталась. Куча разносортного и разномастного дерьма на любой вкус — выбирай, не хочу. Зато внутри большая часть хаоса улеглась по полочкам. Пыльным и полупустым.
Когда сонга велела никуда не уходить, я даже обрадовался.
Это проблема. Большая. Огромная.
Неужели детские диагнозы все-таки имели право на существование и сейчас догнали-таки меня, чтобы поиметь по полной? Кажется, что-то похожее называется дислексией. Трудности со словами. С их смыслом. С их…
Нет, в книжку мне заглядывать не нужно. Я знаю, что значит «правильно». В общепринятом смысле словарной статьи. Но внутри меня правила как однажды начали сбоить, так до сих пор не желают вести себя прилично. Поэтому в моей сугубо личной интерпретации «правильность» приравнивается к громоздкому «не доставляет неудобств». То есть, не колет пятку, как камушек, попавший в ботинок. Стоит рядом, и ладно. Ей хорошо, мне спокойно. Идиллия.
С камерой точно так же. Никаких внутренних возражений. Никто не трогает? Отлично, больше ничего и не нужно. С другой стороны, если что-то вдруг решит стать «неправильным» ака «вызывающим беспокойство»…
Это невыносимо, так воспринимать мир. Достает. Злит. Бесит. Нормальные люди в подобных ситуациях обычно бьют. Либо кого-то, либо что-то, как повезет. И я тоже мог бы, наверное. Ударить по стене, например. Если бы здравый смысл или его теперешний заместитель не зевнул в затылок и не сообщил: тогда беспокойство станет частью тебя, что совершенно непозволительно. И в чем-то даже постыдно. Потому что правильное и неправильное — оно только снаружи, а ты — такой, какой есть.
Сонга ведь сказала примерно то же самое. Что это должно происходить, а значит, произойдет. Вне зависимости от моего мнения, тем более, моего желания. А я…
Не хочу. Потому что мне больно. Потому что каждый новый шаг в эту сторону отдаляет меня от всех предыдущих достижений. Я столько лет старался если не понять, то хотя бы принять окружающий мир, и что толку? Все выброшено прочь. Все напрасно. Потому что теперь мне приходится начинать заново, только теперь старательно сортируя реальность на полезную и вредную.
Хотя, это довольно просто, и в большинстве случаев получается само собой. Вот, к примеру, сонга. Она — полезная. Она помогает. Да, не бесплатно, как говорится, не без умыслов и замыслов, но готова к сотрудничеству, а большего и не нужно. Но она — сонга. А как быть с обычными людьми?
Пока все, кого я успел увидеть после сеанса песни и пляски, были отнесены в категорию «не доставляют неудобств». И учитывая, что ни с кем из них меня раньше не сталкивало, подобное положение дел ощущалось вполне нормальным. Конечно, с поправкой на ветер, сифонящий в моем черепе от уха до уха. Но те, кто был раньше, кто остался там, в совсем недавнем прошлом…
Я не понимаю, как отношусь к ним, и как они относятся ко мне.
Причем, это не имеет никакой связи с обычной памятью. События, факты, даты, подробности никуда не делись. Вот только они утратили то, что, наверное, я бы и сам ещё пару дней назад посчитал абсолютно несущественным: полностью лишились малейшего оттенка чувств.