Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
Едва начавшийся устный отчет прервал вежливый стук в дверь. В ответ на разрешение войти в комнату проскользнул человек лет тридцати пяти, коий тут же устроился на свободном табурете и замер там, ожидая не то начальственного приказа, не то озарения свыше.
— Хорошо, что ты пришел, Герман, — проговорил обер-инквизитор. — Я как раз намеревался послать за тобой. Майстер Гессе хотел… Я взялся сообщить подробности нашего дела, но, полагаю, будет лучше, если ты сделаешь это сам, — он повернулся к Курту и пояснил: — Это Герман Куглер, следователь первого ранга. Это он ведет дело. Разумеется, я читал все отчеты, и мы регулярно обсуждаем ход расследования, я в курсе всего происходящего и отвечаю за наши действия, но…
— Достаточно, Остхоф, — покривился Курт. — Вам незачем оправдываться. Все верно, лучше всего о деле поведает
— Дрянь дело, майстер Гессе, если вы хотите знать мое мнение, — мотнул головой следователь. — С самой осени находим изувеченные трупы, и ни следа, ни зацепки. И результата никакого, будто и не малефиция вовсе. Может, и не она, конечно, но доказать я этого не могу, а просто взять и спихнуть дело магистратским…
— Eia! (Ого! (лат.)) — присвистнул Курт. — Помнится, когда я начинал свою службу, доказывать требовалось наличие в деле малефиции, а не ее отсутствие. Кроме того, я не стал бы столь уверенно приводить отсутствие зримых последствий как аргумент. Бывают и весьма длительные ритуалы, и такие, чей эффект отсрочен во времени или пространстве. Посему выводов пока, полагаю, сделать невозможно за недостаточностью сведений.
Следовало признать, что в целом с оценкой младшего сослуживца майстер инквизитор был согласен; сам он, перевернув последний лист из весьма солидной стопки отчетов, пришел к аналогичному заключению: история в самом деле была гнилая, причем порою в прямом смысле этого слова. Начать с того, что в конце ноября на одном из пустырей на окраине Хайдельберга обнаружилась яма, судя по следам, разрытая собачьими лапами; в оной яме покоились, если так можно сказать, учитывая их состояние, разрозненные фрагменты нескольких человеческих тел разной степени разложения. Не менее четырех и не более шести, если быть точным. При том ни одного полного комплекта не присутствовало. Судя по всему, некто время от времени убивал людей, разделял тела на части и аккуратно складировал их в безымянную общую могилу на пустыре. Вероятнее всего, в последний раз он оказался несколько небрежен при закапывании, и запах учуяли собаки, кои и разрыли захоронение, предположительно растащив часть погребенных там фрагментов. Кое-что и в самом деле обнаружилось при тщательном осмотре окрестностей, но далеко не все. Опознать ни одного из погибших не удалось, как и обнаружить хоть какую-то ниточку к личности убийцы. Никто из окрестных обитателей не видел ничего подозрительного. А если и видел, так наверняка забыл за давностью.
Понимая, что на старое место убийца уже не вернется, служители Конгрегации вызвали соответствующего expertus’а и стали производить обходы местных пустырей в поисках если не самого преступника, то хотя бы более новых захоронений. Это принесло свои плоды. В течение следующих нескольких недель, до того, как выпал снег, было обнаружено еще три… назвать сии ямы с кусками тел, теперь уже одиночных, могилами язык не поворачивался. Жертв удалось опознать, поговорить с родными, собрать сведения о жизни, увлечениях, знакомствах… Ничего, что бы их объединяло. Один студент-богослов, один слуга из богатого дома и один пожилой гончар.
Потом лег снег, зима выдалась недолгой, но снежной и морозной, и тела находиться перестали. Расследование продолжалось, но всем было очевидно, что дело «зависло», и expertus’а отпустили. И вот около недели назад история возымела свое продолжение в виде еще трех неполных тел. Мужских, как, кстати, и все прочие. Двоих опознать не удалось, третьим же оказался университетский профессор, уехавший навестить родню где-то в Богемии еще до Рождества и так и не вернувшийся. Его тело и тело гончара из осенних «находок» пострадали менее прочих: недоставало лишь печени и сердца, прочее наличествовало, хоть и было расчленено. Согласно аккуратно составленному дотошным следователем четвертого ранга Томашем Немецем, занимавшимся анатомированием, перечню, оные органы отсутствовали у всех погибших до единого; зато у всех, за исключением группы, пострадавшей от собак, о коей невозможно было сделать выводов, неизменно присутствовали головы и гениталии. Кости также чаще всего присутствовали все. Состояние же мягких тканей варьировалось от почти не тронутых до почти обглоданного
Вот тогда-то хайдельбергский обер и воззвал о помощи, отчаявшись разобраться в происходящем собственными силами.
— Что-нибудь новое за последние дни, не попавшее в отосланные вместе с запросом отчеты, есть? — спросил Курт после минутной задумчивости.
— Мы продолжаем ежедневно обходить пустыри. Вчера нашли еще один труп женщины, но его забрали магистратские, явно не наш случай: тело целое, только волосы обкорнаны и лицо все в порезах. Больше всего похоже на убийство из ревности, но в это уж мы влезать не стали, со своим бы делом разобраться. Продолжаем собирать сведения о профессоре Новаке. Ничего значимого, лишь подтверждение уже указанного в отчетах, но университет большой, студентов у него много было. Сами понимаете, майстер Гессе, небыстрое это дело всех их опросить.
— Небыстрое и не слишком благодарное, — понимающе кивнул Курт. — Но ad imperatum полагается, и были в моей практике случаи, когда именно дотошное соблюдение предписаний спасало жизни или позволяло завершить расследование. Если рассказать мне вам более нечего, я намерен снова поговорить с родственниками, соседями и друзьями погибших. Начну с профессора Новака, а там будет видно. Думаю, за сегодня еще успею посетить двоих-троих.
— Увы, майстер Гессе, добавить мне более нечего, — качнул головой Куглер. — Но если решите начать с университета, очень советую вам зайти к профессору Оскару Клостерманну с богословского факультета. Он охотно работает с нами по вопросам алхимии, но и в целом всегда рад поделиться информацией. К тому же изрядный знаток душ человеческих, порой с нескольких взглядов способен дать весьма точное описание характера. Был бы священником — лучшего духовника трудно было бы желать.
— Занятный typus, — криво усмехнулся Курт. — Помню, он неоднократно фигурировал в отчетах. Непременно с ним побеседую если не сегодня, то завтра утром.
***
Остаток вечера и все следующее утро прошли в непрерывной говорильне и повторяющихся вопросах соседям, приятелям, коллегам, студентам… О покойном профессоре знали довольно много и говорили охотно: хвалили за глубокие суждения, чувство юмора и добродушие, рассказывали о забавных привычках, называли выдержанным, терпеливым, благочестивым. Однако все это никоим образом не приближало майстера инквизитора к пониманию того, кто и почему выбрал именно его в качестве жертвы убийства или возможного малефического ритуала. Куда ходил, с кем говорил и что делал бедняга Новак в последние свои дни в Хайдельберге, за давностью дней уже никто толком не помнил. Ничего более внятного, чем «заходил к нам на ужин незадолго до отъезда», добиться не удавалось. Насколько задолго? Ай, не помню уже, майстер инквизитор! Помилуйте, два месяца минуло. Вроде в среду, день был постный, но может быть, и в пятницу… И даже хваленый информатор профессор Клостерманн ничего ценного сообщить господину дознавателю не смог.
Изрядно уставший, но нимало не обескураженный первой неудачей, по опыту зная, что именно так и начинается большинство расследований, Курт направился в отделение за последними новостями.
О том, что обер-инквизитор в ярости, он узнал еще на подходе к рабочей комнате: майстер Остхоф голоса не понижал и в выражении эмоций не сдерживался.
— Лентяи! — доносилось из-за полуоткрытой двери. — Ротозеи! Зажравшиеся, бессмысленные скоты! В их шлемах мозгов больше, чем в головах! А все прочее им заменяет не иначе как наглость и попустительство!
Если вначале майстер Гессе предполагал, что начальственный гнев на себя навлекли подчиненные и даже до некоторой степени им посочувствовал, то по ходу развития мысли возмущенного сослужителя стало ясно, что если виновны и подчиненные, то не его.
— А теперь можно то же самое, но с начала и с фактами, кои привели вас к столь неочевидным выводам? — усмехнулся он, войдя в комнату и заставив Остхофа поперхнуться неоконченной фразой. — Что у нас случилось? Проглядели всадника апокалипсиса? Бунт? Второе пришествие антихриста?