Архивы Конгрегации

Коллектив авторов

– Из головы, - слишком поспешно ответил рыцарь и соврал, это можно было понять, даже не обладая знаниями и навыками, полученными макаритами.

– Очень хорошо, очень тонкая работа, - похвалил инквизитор.

VII

Вытянуть из рыцаря что-то, кроме того, что он ни при чем, не удалось. Даже осмотр замка не привел ни к чему конкретному, кроме того, что Курту показалось, что ему продемонстрировали далеко не все. Например, он не увидел мастерской, в которой хозяин вырезал эти маски, а на вопрос Хеймуль как-то замялся и сказал, что он это делает "то там, то тут", без определенного места для работы.

Уходить из замка почему-то очень не

хотелось, но все логичные поводы для того, чтобы остаться, Курт исчерпал, и ему пришлось выйти за ворота, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом и над Кранихфельдом воцарилась ночь.

Он неспешно обошел замковую стену и приметил раскидистое дерево, которое не только нависало над самой стеной, но и практически достигало своими ветвями стены донжона неподалеку от узкого окна, в котором горел свет. У нормального хозяина это дерево было бы срублено, поскольку лучшего средства забраться внутрь замка и ограбить, захватить или выведать его тайны, найти было сложно, но хозяин замка был явно ненормален да и не рачителен, и Курт не преминул воспользоваться этим обстоятельством.

Дерево было немолодым и основательным, с широкими прочными ветвями, по которым умеючи (а особенно пройдя пару курсов обучения в тренировочном лагере Конгрегации) было пройти не сложнее, чем по мощеным камнями улицам.

Первое, что услышал Курт, был звук хлесткого удара, а затем плач. Он приблизился к окну, уцепился одной рукой за каменный выступ, подтянулся, уперевшись ногой в оконный проем, и фактически повис на стене донжона, зато он смог заглянуть в комнату.

Картина, открывшаяся в комнате, его не порадовала. Женщина стояла у дальней стены, напротив окна, вжавшись в каменную кладку, но будто не смея закрыть лицо руками, а мужчина, стоявший перед ней, с размаху впечатал кулак ей в живот, а затем, не останавливаясь, ударил раскрытой ладонью по щеке.

– Стоять прямо, я сказал. Я еще не закончил... свою работу, - он отвернулся от нее, и в комнате послышался противный металлический звон, так хорошо знакомый Курту. Когда конгрегатскому врачу приходится вновь собирать по частям достойных служителей, он примерно с таким же звуком разворачивает свои инструменты.

– Пожалуйста, Хеймуль, не надо, - плач женщины усилился.
– Я больше не выдержу. Прошу тебя!..

– Раздевайся, ложись на стол, - голос мужчины слегка дрожал, но отдавал он приказы так, как будто даже не мог предположить, что его ослушаются, и Курт с удивлением наблюдал, как уже немолодая женщина расшнуровывает белую холщовую рубаху и ложится на стол, который стоит чуть в стороне.
– Месяц - вполне достаточный срок, чтобы все прижилось. Пора продолжать.

Женщина плакала, не останавливаясь, но дала себя привязать, кожаные ремни не удержали бы взрослого здорового мужчину, но женщину сковали без труда - инквизитор отметил про себя, что в этой комнате он не был, значит, хозяин все-таки ухитрился показать ему не все помещения в доме, а он просчитался.

Первый надрез скальпеля огласил окрестности таким криком, что Курт удивился, как сюда не сбежался весь город. Стоило вмешаться, прямо сейчас - подтянуться, вышибить ногой слюдяное стеклышко, прикрывающее окно, и остановить сумасшедшего, но что-то останавливало майстера инквизитора. Что-то подсказывало ему, что перед ним не просто занимательная хирургия на здоровых людях, а нечно большее, что-то, что ему пока не видно.

Хирург отодвинулся от своей подопечной, чтобы лучше рассмотреть поле деятельности. Наблюдавший за ним инквизитор

увидел, что распростертое тело явно побывало под ножом уже не раз - живот опоясывал уже побледневший шрам, а кожа сама была другого оттенка - более белая, более гладкая, как будто сделанная из беленого полотна. Узкая полоска, оставленная когда-то скальпелем, сбегала вниз, к лобку, и уходила куда-то между ног.

Скальпель осторожно провел линию вокруг каждой из грудей, аккуратно снимая кожу, и Хеймуль остановился, рассматривая получившуюся картину, склонив голову набок:

– Ты стареешь, дорогая... ты, наверное, думаешь, что я воспринимаю тебя одной из своих кукол, которая никак не станет совершенной? Как же ты ошибаешься... Я знаю, что ты живая... из плоти и крови. Так и куклы, они, может быть, даже более живые, чем ты. Живее, красивее, и не изнашиваются так быстро... Я тебя тоже сделаю такой, обещаю... Только вот тебе больше пойдет высокая молодая грудь, которая не вскармливала никогда твоего выродка, которую никогда не целовал этот мерзкий старик...

По бокам женщины обильно текли ручейки крови, но рыцарь не обращал на них внимания. Он ласкающим жестом касался того, что когда-то было грудью - окровавленное мясо даже в прожженном палаче могло бы вызвать тошноту, но сам хирург глядел на плоть так, как любовник смотрит на женщину, которую вот-вот возьмет.

Крик оборвался на самой высокой ноте, женщина или умерла, или потеряла сознание - Курт, конечно, не был сильно осведомлен о высокой науке анатомии, но ему казалось, что пациент после такого вмешательства должен был истечь кровью минуты за две.

Что конкретно делал с женщиной рыцарь из замка на холме, Курту было не видно, крики его больше не оглушали, поэтому он подтянулся, использовал ветку как опорную точку и перебрался к соседнему окну, которое вело в другое помещение, и как мог неслышно высадил тонкую преграду между замковой комнатой и свежим воздухом. Комната была другая, но смежная, инквизитору повезло, что его не заметили, но сумасшедший слишком был увлечен процессом, а Курт имел сомнительное удовольствие слушать комментарии, которые он отпускал по ходу своей работы. Сейчас отвлекать "лекаря" было уже чревато, он был далеко не уверен, что если странного хирурга прервать сейчас, когда он склонился над открытыми ранами и увлеченно орудовал иглой, его "пациентка" выживет.

– Ты будешь самым лучшим, самым совершенным моим творением. И никогда меня не покинешь, моя милая Гретхен. Барон должен быть мне благодарен... я заменил стареющую женушку на красивую, свежую... а его она не устроила... ну, старик сам себя наказал... А я тебя никогда не брошу...

По мнению Курта, так это последнее, что звучало, как утешение, скорее напоминало страшную угрозу. Когда в белую кожу была в последний раз воткнута иголка, и нить аккуратно обрезана, он толкнул дверь:

– Святая Инквизиция, вы арестованы по подозрению в малефиции.

Арбалет целился ровно в область сердца рыцаря, и тот, разведя руки, медленно отступил назад.

VIII

– Как ты создал точную копию Маргариты фон Драйзен?

– Тебе этого не понять, дурень...
– подвешенный к крюку, на котором раньше висела люстра, в одном из залов городской ратуши допрашиваемый был удивительно нагл и весел, складывалось впечатление, что ему давно хотелось рассказать о своих подвигах миру, и теперь ему был дан шанс.
– Это Творение, понимаешь? Великое творение. Когда мастер вдыхает жизнь в свое произведение, оно обретает душу.