Архивы Конгрегации
Шрифт:
* * *
"Вернер Ланге, 43 года, кожевенник. 25-го февраля повез заказанный товар в Лауфен и не вернулся. Сын ездил вызнавать, сказали ему, что 27-го после полудня Ланге выехал в Эбинген, намереваясь 28-го к обеду воротиться домой. После в лесу у дороги отыскали обглоданный зверьем скелет, по кривой ноге опознали кожевенника, потому как тот хром был. По всему судя, разбойники убили да ограбили. В Эбингене остались жена да двое сыновей.
Эльза Хайне, 32 года, держала рыбную лавку. 7-го марта найдена мертвой под Старым мостом, тело изрезано да наполовину будто выпотрошено. Душегуба
Мария Краузе, 18 лет, белошвейка. Последний раз видали 13-го марта, а после пропала. Родные говорят, небось, с полюбовником из дому сбежала. В Эбингене мать с отцом да старший брат.
Густав Пикель, 29 лет, каменотес. 23-го марта тело нашли на дворе заброшенного дома Майера, однако ж ясно было, что пролежало оно там не один день, а не видали его с вербного воскресенья. Тело то порезано было да подрано, будто зверем, потому решили - оборотень загрыз. В Эбингене жена и трое малых детей.
Матиас Фиклер, 47 лет, стряпчий. 30-го марта тело выловили в Шмихе за городом, вниз по течению, а до того последний раз видали его в Светлую Пасху. Соседи говорят, был он тогда изрядно навеселе, скорей всего, с моста в реку по пьяному делу и свалился. Родных в Эбингене нет.
Карл Мюллер, 50 лет, цветочник. 5-го апреля обнаружили тело на пустыре за городской стеною, истерзанное да зверьми попорченное. Родных также не имел".
Курт поднял голову от листа, исписанного убористым почерком старательного секретаря рата, и потер лицо пальцами.
– Зараза...
– протянул он обреченно.
– Господи, вот же зараза...
– Ты что-то новенькое углядел в этом?
– уточнил Ван Ален, беззастенчиво взяв список в руки и пробегая глазами по строчкам.
– Повторюсь, многовато происшествий такого рода на столь мелкий городишко, но системы я что-то не улавливаю.
– А ты вчитайся повнимательнее, - Курт отобрал у охотника листок и ткнул пальцем в текст: - Гляди. Кожевенник Ланге двадцать седьмого выехал из Лауфена, и больше его никто живым не видел. Вдову Хайне нашли седьмого, если верить Циммерманну, труп был свежий. Девицу Краузе в последний раз видели тринадцатого, каменотеса Пикеля - в Вербное воскресенье, двадцатого, стряпчего Фиклера, - он на мгновение запнулся, произнося эту фамилию, - на Пасху, двадцать седьмого. Мюллер, насколько я могу судить, убит пару дней назад. Их всех в последний раз видели в воскресенье, - подытожил Курт, подняв взгляд на Ван Алена.
– Сейчас уже не определить, сколько времени провалялся каждый труп, прежде чем его обнаружили, но по всему выходит, что каждый из них был убит в воскресенье или в понедельник, а вернее всего - в ночь между ними.
– А белошвейка?
– спросил охотник.
– Ее бездыханное тело нигде не нашли.
– Не мне тебе объяснять, что это ничего не значит, - передернул плечами Курт.
– Я побеседую с ее родней, но уверен, что сей девицы давно нет по эту сторону жизни, просто на этот раз убийца получше спрятал труп.
– Хочешь сказать, он их убивает раз в неделю?
– проговорил Ван Ален, снова отобрав у майстера инквизитора исписанный лист и перечитывая список более вдумчиво.
–
– Десять с лишним лет назад, - со вздохом отозвался Курт, - в Кёльне один выживший из ума малефик провел ритуал, при помощи которого пробудил и призвал некую сущность. Три жертвы, раз в три дня. Распотрошенные тела, взломанные ребра...
– Хочешь сказать, - напряженно проговорил Ван Ален, - здесь то же самое, только раз в семь дней? Но тогда и жертв должно быть семь, что ли?
– А зная, каковы были последствия кёльнского ритуала, я боюсь вообразить, кого призывают здесь и что начнется в этом городе, если задуманное удастся, - мрачно договорил Курт.
– М-да...
– протянул охотник.
– Черт, хреновая штука выходит. Что собираешься делать, Молот Ведьм?
– Для начала - опросить родственников и соседей жертв. С кем покойные общались в последнее время, может, упоминали что-то необычное или вели себя как-то странно... Заметь, ни об одном насильственном похищении ни слова, а, кроме кожевенника, все пропали из города. Ergo, уходили добровольно, по крайней мере, внешне. Conclusio: их выманивали или обманом, или воздействуя на разум.
– Со сбором сведений могу помочь, - предложил Ван Ален.
– Опыт у меня по этой части, сам знаешь, немалый, а времени у нас в обрез, если твоя версия верна. Побеседую хоть бы с семьей белошвейки и с соседями стряпчего...
– Побеседуй, - кивнул Курт, поколебавшись мгновение; в конце концов, в способности Ван Алена с толком добывать информацию он уже имел возможность убедиться, а помощник ему сейчас был весьма кстати.
* * *
На следующий день Курт в который уже раз за тринадцать лет службы подумал, насколько метко прозвали следователей Конгрегации псами Господними. Побегать по узким улочкам довелось изрядно; к полудню он перестал уточнять, как пройти к интересующему его дому, а к вечеру майстер инквизитор был вполне в состоянии сам подсказать дорогу не хуже местных обитателей.
Помимо глубоких познаний в топографии Эбингена, Курт стал обладателем немалого количества разнообразнейших сведений, почерпнутых из бесед с родичами и соседями погибших. К сожалению, нитей к разгадке весь этот ворох информации давал удручающе мало.
У охотника улов был не хуже по количеству, однако и не лучше по качеству. Курт слушал его, то и дело хмурясь и чувствуя, как над переносицей зарождается знакомая ноющая боль.
– В общем, - подвел итог своему рассказу Ван Ален, - не знаю, Молот Ведьм, может, ты из этого что и сумеешь вывести, а я пока вынужден признать, что ни черта не понимаю.
– Кое-что могу, - медленно проговорил Курт, потирая лоб.
– Пожалуй, за это даже можно зацепиться...
– Ну?
– поторопил охотник, подавшись вперед и всем видом выражая любопытство.
– Кожевенник возвращался с хорошей выручкой; его ограбили. Лавку вдовы обчистили, судя по всему, прямо в ночь убийства. Белошвейка, как ты выяснил, после воскресной службы отнесла выполненную работу и получила за нее плату, а вот до дома ее не донесла...
– Ну да, отец ее так и сказал: "На дорогу прихватила", - невесело усмехнулся Ван Ален.