Артефакт острее бритвы

Корнев Павел Николаевич

— Возвращайтесь скорее! — рассмеялись в ответ девицы, уже обе в чём мать родила. — Боярин, аппетитно пахнешь! Прям слюнки потекли!

Я вытянул Дарьяна в коридор и спросил:

— В курсе, что они могут призрачный облик принимать и через магические барьеры проходить?

Книжник наморщил лоб.

— Ты к чему это, Лучезар?

— К тому, что с призраков одежда сваливается.

— А-а-а! — понимающе протянул Дарьян, и лицо его разгладилось. — Так ты чего пришёл?

— Сейчас!

Я довёл его

до лестницы, где с первого этажа проникали отблески свечей и было достаточно светло, вытянул из кармана куртки кисть стрельца и поинтересовался:

— Что скажешь?

— Ух ты!

У Дарьяна аж глаза на лоб полезли, столь искреннее изумление ему было в жизни не сыграть. Он выхватил у меня отсечённую конечность, принялся вертеть её в руках, разглядывая и даже принюхиваясь.

— Где взял?! — охнул он, пытаясь подцепить ногтем суровую нить одного из швов.

— Там нет больше, — отшутился я. — Это, часом, не кого-то из ваших работа?

— Что ты! Это ж часть кадавра!

— Кого?

— Сотворённого из плоти голема.

— Да ну?

— Сам посмотри! — Дарьян сунул кисть мне в лицо. — Швы видишь? А запах? Чтобы замедлить разложение куски тел сначала в алхимических реагентах вымачивают, потом только воедино сшивают. У нас-то что? Духа в тело запихнул, управляющий амулет настроил, и мертвец будет вкалывать, пока на куски не развалится. А такой при должном уходе годами служить может, только энергию в хранилище закачивай. — Он мечтательно вздохнул. — Вот это я понимаю: настоящее искусство! А мы так — ремесленники…

Я припомнил глиняного голема, в схему которого оказались внесены столь серьёзные изменения, что он едва меня не поджарил, и кивнул.

— Только не болтай об этом, — попросил я и потянулся за кистью, но Дарьян не отдал.

— Ты где её взял, Лучезар? — насторожился он, придвинулся и пошмыгал носом. — И почему от тебя горелой плотью несёт?

— Потому и несёт! — огрызнулся я. — Дай сюда! Надо от неё избавиться.

Книжник покачал головой.

— Оставляй, сам избавлюсь. И никому показывать не стану, мне самому интересно с чужой работой разобраться.

У него загорелись глаза, и мне подумалось, что Ласка и Лиска сегодняшней ночью рискуют остаться без постельных утех.

— Только при девчонках с ней не возись. Спрячь!

Дарьян покачал головой.

— Да без толку! У них нюх почище чем у ищеек. Даже если без неё вернусь, — помахал он кистью, — всё равно раскусят. Они просто не успели сообразить, чем именно от тебя несёт.

Я закатил глаза.

— Чёрт с тобой, оставляй! Только предупреди, чтоб помалкивали!

На этом и разошлись. Правда, я тут же книжника окликнул:

— Дарьян! А есть какие-то верные пути достижения гармонии?

— А медитации тебя чем не устраивают?

— Говорю же: верные!

Книжник покачал головой,

чем меня нисколько не порадовал. Толку от тех медитаций было чуть.

Пока шёл до главной усадьбы, дважды останавливали стрельцы. О полноценной облаве речи не шло, но гарнизон стоял на ушах: над мертвецом я поработал на славу, никто покуда не разобрался, что поджарили не одного из стрельцов, а голема. Вот изучат тело, тогда-то самая веселуха и начнётся. Ну да я к тому времени уже седьмой сон видеть буду.

Беляна в гостиной читала и лакомилась крохотными пирожными, которыми был сплошь заставлен немалых размеров поднос, точнее — теперь уже лишь половина оного. Если о Баюне и старшей горничной я от неё слова доброго не слышал, а магистра Гая черноволосая пигалица и вовсе иначе как хорьком не именовала, то с кухаркой они жили душа в душу.

Я отправил в рот сразу два пирожных, запил их остатками горячего шоколада, который полюбил ничуть не меньше девчонки, и сказал:

— Идём-ка!

Беляна отложила книгу и грациозно потянулась.

— Сразу баиньки или тебя покормить?

На ужин я самым безнадёжным образом опоздал, но увлёк девчонку не на кухню, а к задней двери. Под моросящим дождём мы добежали до пустовавшего сейчас каретного сарая, и черноволосая пигалица озадаченно улыбнулась.

— Загорелось отхлестать меня по попке вожжами?

— А есть за что? — усмехнулся я, смерил взглядом фигуру девушки, которой наряд горничной шёл несравненно больше школьной формы, и покачал головой. — Нет! Так-то идея интересная. Но это позже. А для начала приложи-ка меня ударным арканом. Только нежно! Чтоб без переломов!

Беляна захлопала глазами.

— Что, дорогой?

— Шибани, говорю, ударным арканом!

— Это я слышала! Зачем?

Я пожал плечами. Просто вспомнил слова наставника Краса о том, что отражение пушечного ядра даёт абитуриентам такое понимание приказа отторжения, коего и близко не достичь без риска увечья или даже смерти. Так оно и оказалось, вот я и решил, что слепое отражение магических атак позволит продвинуться в постижении гармонии куда быстрее, нежели медитации в тишине и спокойствии.

Выслушав мои доводы, Беляна разулыбалась.

— Ну надо же! А я уж думала, ты совсем возвышение забросил!

— Чего это забросил? — насупился я и поскрёб зудевшую щёку. — Левый фрагмент абриса до ума довожу!

— Ты его второй месяц уже до ума доводишь! — парировала вредина. — А когда последний раз энергию в изливе накапливал, скажи?

— На кой?

— А как ядро формировать собираешься? Небесную силу в тебя вольют, допустим, а удерживать её там кто за тебя станет? Ты себе ассистентов позволить не можешь, да и порочная это практика. И перестань уже щёку скрести! Только хуже делаешь!