Артур и Джордж
Шрифт:
Гарри сделал приписку, что Фред Уинн снова вышел на связь и за пинту стаута припомнил кое-что из того, о чем в первый раз запамятовал. Когда они с Бруксом и Шпеком учились в Уолсоллской гимназии, всем было известно, что Ройдена Шарпа нельзя оставлять без присмотра в железнодорожном вагоне, а иначе он непременно перевернет подушку сиденья и вспорет ножом, чтобы выпустить конский волос. А потом с диким хохотом уложит ее на прежнее место.
В пятницу первого марта, с полуторамесячным промедлением – призванным, очевидно, показать, что министр внутренних дел ни у кого не идет на поводу, – было объявлено о создании следственной комиссии. В ее задачи входило рассмотрение тех аспектов дела Эдалджи, которые вызвали обеспокоенность в обществе. Наряду с этим Министерство внутренних дел подчеркивало, что действия комиссии ни в
Артур не хотел, чтобы эти джентльмены благодушно пережевывали в своем кругу «ряд процедурных вопросов». Он решил доработать опубликованные в «Телеграф» статьи, которые сами по себе уже доказывали невиновность Джорджа, и приложить к ним конфиденциальный меморандум о целесообразности возбуждения дела против Ройдена Шарпа. В нем Артур намеревался описать предпринятое расследование, суммировать доказательства и дать список тех, от кого можно получить дальнейшие свидетельства, включив туда прежде всего мясника Джека Харта, проживающего в Бриджтауне, и Гарри Грина, в настоящее время находящегося в Южной Африке. А также миссис Ройден Шарп, которая может подтвердить влияние новолуния на ее мужа.
Копию меморандума надо направить Джорджу и выслушать его соображения. А Энсон пусть подергается. При воспоминании о той долгой перепалке за бренди и сигарами у Артура всякий раз подступал к горлу неудержимый рык. Противоборствовали они долго, но, в сущности, без толку, как два скандинавских лося, сцепившиеся рогами в лесу. И все равно он тогда был поражен самодовольством и предрассудками человека, которому положено быть выше этого. А под конец Энсон еще надумал пугать его привидениями. Сколь же мало главный констебль знал своего гостя. У себя в кабинете Артур вынул конский ланцет, раскрыл и обвел лезвие карандашной линией на листе бумаги. Этот контур – с пометкой «в натуральную величину» – он собирался послать главному констеблю и поинтересоваться его мнением.
– Что ж, комиссия у вас есть, – изрек Вуд, когда тем же вечером вытаскивал из стойки бильярдный кий.
– Лучше сказать, комиссия есть у них.
– То есть вы находите ее совершенно неудовлетворительной?
– Я не теряю надежды, что даже эти джентльмены не смогут отрицать того, что бросается в глаза.
– Но?
– Но… вам известно, кто такой Альберт де Ратцен?
– Если верить моей газете, «председатель лондонского магистрата».
– Так-то оно так. А по совместительству – двоюродный брат капитана Энсона.
Джордж многократно перечитал статьи в «Телеграф», прежде чем написать благодарственное письмо сэру Артуру; а перед следующей встречей в Гранд-отеле на Черинг-Кросс обратился к ним заново. Недолго прийти в замешательство, когда тебя описывает не какой-нибудь провинциальный щелкопер, а самый именитый литератор современности. От этого Джордж заподозрил у себя едва ли не расщепление личности: он и пострадавший, намеренный восстановить справедливость, и солиситор, готовый предстать перед высшей судебной инстанцией государства, и персонаж какого-то романа.
А тут сам сэр Артур разъясняет, почему он, Джордж, никак не мог состоять в предполагаемой банде уэрлийских негодяев. «Прежде всего, он убежденный трезвенник, что само по себе вряд ли расположило бы к нему такую банду. Он не курит. Он очень застенчив и нервичен. У него незаурядные способности к учению». Все так – и вместе с тем не так; лестно – и вместе с тем нелестно; достоверно – и вместе с тем недостоверно. Незаурядных способностей у него никогда не было: учился он не более чем хорошо, прилежно; получил диплом с отличием второго класса, а не первого; награжден бронзовой, а не серебряной и не золотой медалью Бирмингемского юридического общества. Спору нет, он неплохой поверенный, Гринуэй и Стентсон вряд ли до него дорастут,
Он не курит. Да, верно. По его мнению, это бессмысленная, отталкивающая, расточительная привычка. Не связанная, кстати, с криминальным поведением. Как известно, Шерлок Холмс курил трубку, и сэр Артур, надо понимать, тоже себе не отказывает, но это же не делает ни первого, ни второго кандидатом в банду. Верно и то, что Джордж – убежденный трезвенник: не вследствие какого-то принципиального отказа от алкоголя, а вследствие своего воспитания. Но он признавал, что любой присяжный, любой из членов какой-нибудь комиссии сможет истолковать этот факт двояко. Трезвый образ жизни можно воспринимать либо как доказательство умеренности, либо как крайность. Как признак того, что ты способен контролировать свои человеческие наклонности, и в равной степени того, что ты сопротивляешься пороку, дабы сосредоточить свой ум на других, более основополагающих материях, то есть как признак некоторой бесчеловечности, даже одержимости.
Он ни в коей мере не принижал ценность и качество проделанной сэром Артуром работы. В этих газетных статьях с редкостным мастерством описывалась «цепь обстоятельств, которые выглядят настолько неординарными, что выходят далеко за пределы фантазии беллетриста». С благодарной гордостью Джордж читал и перечитывал такие заявления, как: «Вплоть до решения этих вопросов, всех до единого, в административных анналах нашей страны останется темное пятно». Сэр Артур обещал, что наделает много шуму, и этот шум отозвался эхом далеко за пределами Стаффордшира, Лондона и самой Англии. Не начни сэр Артур, по его собственному выражению, сотрясать деревья, Министерство внутренних дел, скорее всего, не назначило бы комиссию; другое дело, что комиссия эта могла как угодно откликнуться на шум и на сотрясание деревьев. Джорджу казалось, что сэр Артур чересчур жестко прошелся насчет обращения министерства с петицией мистера Йелвертона, когда отметил, что «даже в условиях восточной деспотии невозможно представить себе ничего абсурднее и несправедливее». Поставить клеймо деспота – это, вероятно, не лучший способ умерить деспотизм заклейменного. Что же касается изложения оснований иска против Ройдена Шарпа…
– Джордж! Прошу прощения. Нас задержали.
Сэр Артур появился не один. Рядом с ним интересная молодая женщина; наряд зеленоватого оттенка, определить который Джорджу не под силу, придает ей смелый и самоуверенный вид. В таких нюансах цвета женщины лучше разбираются. С легкой улыбкой она протягивает ему руку.
– Это мисс Джин Лекки. Мы… были заняты покупками. – Сэру Артуру, похоже, неловко.
– Нет, Артур, вы были заняты беседой. – Голос ее звучит приветливо, но твердо.
– Ну хорошо, я беседовал с приказчиком. Он служил в Южной Африке; простая вежливость требовала спросить…
– Но это называется беседовать, а не делать покупки.
От этого обмена репликами Джордж приходит в недоумение.
– Как видите, Джордж, мы готовимся вступить в законный брак.
– Очень рада с вами познакомиться. – Мисс Джин Лекки улыбается чуть шире, отчего Джордж замечает довольно крупные передние зубы. – А теперь мне пора. – Она качает головой, бросая шутливый укор Артуру, и исчезает.
– Законный брак, – повторяет Артур, опускаясь в кресло все в том же салоне для писем.