Артур и Джордж

Барнс Джулиан Патрик

Вопросом это счесть трудно. Тем не менее Джордж отвечает, причем на удивление четко:

– Я мечтаю о таком семейном положении.

– Хочу предостеречь: положение это бывает неоднозначным. Блаженство, конечно. Только в большинстве случаев чертовски неоднозначное блаженство.

Джордж кивает. Он не столько соглашается, сколько признает, что не располагает достаточными доказательствами. Во всяком случае, родительский брак он бы всяко не назвал чертовски неоднозначным блаженством. Ни одно из этих трех слов не применимо к укладу жизни в доме викария.

–

Ладно, к делу.

Они обсуждают статьи в «Телеграф», читательские отклики, гладстоновскую комиссию, сферу ее полномочий и состав. Артур не уверен, что лучше: либо ему самому пролить свет на родственные связи сэра Альберта де Ратцена, либо обронить намек при встрече с главным редактором в клубе, либо просто оставить этот вопрос без внимания. Он смотрит на Джорджа, ожидая незамедлительного мнения. Но незамедлительного мнения у Джорджа нет. То ли оттого, что он «очень застенчив и нервичен»; то ли оттого, что он солиситор; то ли оттого, что не так-то просто переключиться с роли знамени сэра Артура на роль его тактического советника.

– Думаю, на этот счет лучше посоветоваться с мистером Йелвертоном.

– Но я советуюсь с вами, – отвечает Артур, как будто Джордж мямлит.

У Джорджа мнение (если можно назвать это мнением – ощущается оно всего лишь как интуиция) таково: первая возможность чересчур провокационна, третья чересчур инертна, так что по большому счету он, вероятно, склонен был бы посоветовать вторую, среднюю… Если, конечно, не… и он тут же начинает ее переосмысливать, видя нетерпение сэра Артура. Отчего и впрямь слегка нервничает.

– Выскажу одно предсказание, Джордж. С докладом комиссии дело будет обстоять непросто.

Джордж еще не успел понять, требуется ли от него мнение по предыдущему вопросу. И полагает, что нет.

– Но его так или иначе обнародуют.

– А как же, непременно. Но я знаю, как действуют правительственные органы, особенно в неловкой или позорной ситуации. Его постараются как-нибудь спрятать. А если удастся, то похоронить.

– Как такое возможно?

– Ну, для начала решат огласить его в пятницу вечером, когда многие разъедутся на выходные. Или во время парламентских каникул. Много есть разных уловок.

– Но если доклад будет положительным, он послужит к чести членов комиссии.

– Доклад не может быть положительным, – твердо возражает Артур. – Не такова их позиция. Если они подтвердят вашу невиновность, как обязаны поступить, то это будет означать, что в течение последних трех лет Министерство внутренних дел сознательно мешало отправлению правосудия, невзирая на все предоставленные в его распоряжение данные. А в самом невероятном, я бы сказал, невозможном случае, если вас все же сочтут виновным – другой альтернативы нет, – поднимется такая несусветная вонь, что на карту будут поставлены карьеры многих.

– Да, понимаю.

Разговор длится уже полчаса, и Артур озадачен, почему Джордж еще ни словом не отозвался насчет его «Меморандума о целесообразности возбуждения дела против Ройдена Шарпа». Нет, более чем озадачен: раздосадован

и близок к тому, чтобы счесть это оскорбительным. У него мелькает мысль расспросить Джорджа насчет того вымогательского письма, виденного в Грин-Холле. Но нет, подыгрывать Энсону он не собирается. А Джордж, видимо, полагает, что список вопросов формирует инициатор встречи. Скорее всего, так и есть.

– Далее, – говорит Артур. – Ройден Шарп.

– Да, – произносит Джордж. – Как я указал в своем письме, никогда его не знал. Должно быть, в начальной школе я учился с его братом. Хотя и его не помню.

Артур кивает. «Давай, давай, парень, – мысленно торопит он Джорджа. – Я не только восстановил твою репутацию, но и связал преступника по рукам и ногам – осталось только арестовать и отдать под суд. Надеюсь, для тебя это не новость?» Вопреки своему темпераменту, он выжидает.

– Не понимаю, – в конце концов произносит Джордж, – с какой стати ему желать мне зла?

Артур молчит. Он уже предлагал свои варианты ответов. Теперь пускай Джордж немного поработает на себя.

– Я знаю, сэр Артур, вы считаете, что в основе этой истории лежат расовые предрассудки. Но повторюсь, я не могу с этим согласиться. Мы с Шарпом незнакомы. Чтобы кого-нибудь невзлюбить, требуется его узнать. Найти причину для неприязни. А уж если удовлетворительная причина не сыщется, то можно, наверное, прицепиться к какой-нибудь особенности этого человека, такой как цвет кожи. Но как я уже сказал, Шарп меня не знает. Я старался понять, не мог ли какой-нибудь мой поступок выглядеть как причинение обиды или вреда. Не исключено, что Шарп состоит в родстве с кем-нибудь из клиентов, получивших у меня профессиональную консультацию… – (Артур не комментирует; он не считает нужным до бесконечности твердить об очевидном.) – И не могу взять в толк, зачем ему понадобилось таким способом калечить лошадей и других животных. И как вообще такое может прийти в голову. А вы это понимаете, сэр Артур?

– Как отмечено в моем «Меморандуме», – с каждой минутой неудовлетворенность Артура нарастает, – я подозреваю, что на него влияет новолуние.

– Возможно, – отвечает Джордж. – Хотя не все эпизоды имели место в одной той же фазе Луны.

– Вы правы. Но большая часть.

– Да.

– Значит, логично будет заключить, что эти уму непостижимые истязания совершались умышленно – с тем, чтобы ввести в заблуждение следователей?

– Да, возможно.

– Мистер Эдалджи, судя по всему, я вас не убедил.

– Простите меня, сэр Артур, если я не сумел или, как может показаться, не пожелал выразить вам свою безмерную признательность. Виной тому, наверное, то обстоятельство, что я юрист.

– Наверное.

Быть может, он слишком давит. Только вот что странно: создается впечатление, будто он отправился за тридевять земель и принес этому парню мешок золота, а в ответ слышит: если честно, я предпочитаю серебро.

– Орудие преступления, – говорит Джордж. – Конский ланцет.

– Да?

– Разрешите спросить: вы установили, как он выглядит?