Астарта. Предназначение. Книга 3
Шрифт:
Яков посмотрел на меня и, почесав голову, предложил:
— Хорошо, согласен. Тема сложная. Пусть Дина взглянет на это с другой стороны. Она Богиня — возможно, ей по силам создавать такие вещи, и мы вместе сотворим чудо.
— Она не дура, и понимает, что значит ответственность, — усмехнулся Ясный, — дерзай.
Я кивнула, пока Ясный закатывал глаза.
— Начнем с начала: четыре с половиной миллиарда лет назад некто вылепил Лурапис из межзвездной пыли. Как гончар — сосуд. А Земля… — Яков щелкнул пальцами, и голограмма планет закружилась
Ясный швырнул в голограмму искру энергии. Проекция треснула, но мгновенно восстановилась, будто живой организм. Глаза Якова слегка расширились.
— Это не лепка, а творение Богов, — прорычал Ясный, с трудом сдерживая ярость. — Их высекли из самой ткани реальности те, кто существовал до нас. А Баба-Яга… Агнес, — он сделал паузу, переводя дыхание, — просто нашла обломки их чертежей. Случайность.
— Тише, Ясный. Дай я объясню Дине иначе, — вмешался Яков. — Твой взгляд, как всегда, слишком узок.
Ясный недовольно нахмурился, а я застыла на месте.
— Ты в курсе, что Земля — лишь черновик? — Яков повертел в пальцах черную полусферу, и свет искрился на ее поверхности, как на гранях алмаза. — Который потом решили доработать?
— Черновик? — мой голос сорвался в фальцет. — Макет, по которому создали Лурапис... Значит, что было первым? Вы говорили о параллельном создании... этих планет.
Яков щелкнул пальцами, и в воздухе вспыхнул двойной хронограф: две спирали, одна ярче другой. Они вились в такт его словам:
— Да, миры создавались параллельно. Но должна быть основа. Разница — в зарождении жизни, а не планет. Одна спираль — наш мир, другая — Лурапис. Они переплетены, как нити ткани Вселенной. Каждая идея здесь эхом отзывается там. Земля — эксперимент, черновик для Лураписа. Их связь глубже, ты знаешь о чем я.
Ясный бросил на нас скептический взгляд, но промолчал. Яков продолжил:
— Представь: Лурапис — первый мазок кисти на холсте, эскиз Земли. Его «нарисовали», добавили краски жизни... Но что-то пошло не так. Вернулись к черновику — Земле — и доработали. Позже вдохнули и в нее жизнь.
Он сжал полусферу в руке. Предмет дрогнул, издав низкий гул, похожий на рычание.
— Мы считали, что был один Творец. Или два. Но следы… — пальцы Якова побелели от напряжения, — указывают на десятки. Как гильдия зодчих, лепивших миры из звездной паутины.
— А «миры» — это… планетные системы? — неуверенно спросила я, чувствуя, как термины сплетаются в сознании в хаотичный клубок.
Ясный фыркнул. Его пальцы нервно дернулись, и вдруг он протянул ко мне раскрытую ладонь:
— Ты трогала песок? Каждая песчинка — атом мироздания. Узнаешь химию? — он резко сжал кулак.
Висящий в воздухе хронограф взорвался звездной пылью. Частицы закружились, замерли, затем собрались в крошечную светящуюся Землю размером с грецкий орех.
— Это и есть «склеивание». Так творят боги второго сорта.
—
— Творцы, — вклинился Яков. Он провел пальцем по краю полусферы, и голограмма вспыхнула мерцающим синим. — Древние брали «ДНК» звезд, смешивали их и запускали цепную реакцию. Железо, кремний… — его рука коснулась проекции, и та вспыхнула переливами цветов периодической таблицы. — Все это — их формулы. Я хочу их заполучить.
Ясный дернул головой, будто отгоняя назойливую муху, и процедил сквозь зубы:
— Помечтай.
— Значит, каждая планета — эксперимент? — я машинально накрутила прядь волос на палец, чувствуя, как кончики впиваются в кожу.
Ясный мрачно усмехнулся, поджав губы:
— Чашки Петри. Одни Творцы культивировали кремниевые пустыни, другие — аммиачные болота. Мы... — его голос сорвался, — оказались итогом в графе «а что, если бросить в котел все и встряхнуть?».
Тишина упала тяжелым покрывалом. Его пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.
— Но даже у гениев случаются осечки, — наконец выдохнул он, будто вытаскивая слова клещами.
Я кивнула, сглотнув ком в горле. Его резкость казалась несоразмерной — будто чье-то вторжение в «священное ремесло» творения лично затронуло его душу. Для него существовала иерархия: Творец — бог, все прочие — еретики, посмевшие коснуться божественного инструментария. Любое сравнение взрывало его, как запальный шнур в пороховом погребе.
— Таким образом, — продолжил Ясный, слегка смягчив интонацию, — формирование планет… процесс сложный, но уникальный. Каждая планета во Вселенной несет отпечаток своего создателя, как автограф в углу полотна.
Мои пальцы сомкнулись на краю стола.
— Очень занимательная сказка, — вырвалось у меня.
Два взгляда — холодный и раздраженный — впились в меня словно кинжалы. Я дерзко вскинула подбородок:
— Ну а что? Для вас это давно разжеванная каша, а мой мозг — тарелка для шеф-блюд… Творцы, ткачи, создание… Может, еще расскажете, как детей делать и в каких пропорциях их «разводить»? — голос внезапно дрогнул.
Яков облокотился о стол:
— Ну, это…
— Сплевывай! — Ясный ударил кулаком по голограмме, разбив ее на пиксели, чем снова ввел Якова в ступор. — Она опять ерничает. Не корми тролля.
Я почувствовала неприятное чувство неловкости и опустила взгляд.
— Простите, Яков, — пробормотала я тихо. — Но я согласна с Ясным. Мы не должны решать, что стоит создавать. Этот процесс… он вне нашего понимания, и таким он должен остаться. Я даже думать не хочу, что произойдет, если мы начнем творить такие вещи.
Я замолчала на мгновение, давая себе время переварить все, что прозвучало.
— Но вот что меня интересует. Как Агнес вообще смогла это сделать? — наконец спросила я, указывая на черную полусферу. — Она ведь никакой не Творец и не богиня, просто… ведьма. И тут вдруг, бац — целый лес, полный кикимор и водяных! Настоящий мир.