Атаман Устя
Шрифт:
Наконецъ, лодки приблизились къ большому острову, гд недавно еще бились разбойники съ бляной. Устя вышла на берегъ и пошла озираясь… Шагахъ въ сотн отъ берега росла большая развсистая ракита… Устя остановилась и обернулась…
Орликъ съ остальными уже несъ тло на холст.
— Вотъ здсь! вымолвила Устя тихо, показавъ на землю подъ ракитой. И вдругъ она подняла голову и оглянула чистое голубое небо и восходящее солнце…
И двушка вздохнула легко, спокойно, свободно… будто какую тяжесть роняя съ
Она отошла и сла опять около тла, положеннаго на трав. Живо принялись молодцы за работу и быстро высокая куча песку наворотилась около продольной ямы. Блоусъ и Лысый уже скоро стояли по поясъ въ вырытой могил… Орликъ отбрасывалъ и придерживалъ лопатой землю, которая снова ссыпалась съ кучи назадъ въ яму.
— Ну… вымолвилъ онъ, наконецъ, взглянувъ на двушку. Онъ хотлъ сказать: «готово», но слово это не вымолвилось.
Двушка задумчиво глянула на копающихъ, очнулась будто отъ сна и вопросительно смотрла.
— Буде! Довольно! сказалъ Орликъ.
— Нтъ… еще… тихо отозвалась она. — Бываетъ, что здсь половодьемъ заливаетъ, да надо тоже и…
Она хотла сказать «шире», но смолкла.
— Ну копай, ребята, — чтобы выше головы была, приказалъ Орликъ.
— Песокъ! Не тяжко копать-то! охотливо отозвался Лысый, снова усердно запуская лопату, но однако съ кряхтньемъ отъ раны выкидывая землю наверхъ.
Скоро яма была и больше, и глубже… Одна голова Блоуса торчала изъ земли, а Лысаго было и не видно.
— Ну, вотъ… вымолвила она подходя… Вылзайте. Спасибо вамъ.
Когда оба мужика вылзли, Устя поглядла въ яму, потомъ снова также подняла голову и оглянула все ясное небо…
Затмъ она бросила холстъ въ яму, потомъ нагнулась, присла и, упершись руками за край, легко соскользнула на дно.
— Что ты! удивился Орликъ.
— Я его приму и уложу.
— Дозволь я самъ. Гд-жь теб. Помилуй. Тяжело…
— Нтъ, нтъ… Не перечь, Орликъ. Помни, общалъ… Подавай тише. Я смогу принять одна.
Вс трое подняли тло и, держа подъ плечи, стали медленно спускать въ яму…
Двушка приняла мертвеца въ объятія и лицо ея ожило и озарилось на мгновенье. Странное, восторженное выраженіе этого блднаго лица поразило Орлика. Она радовалась, какъ еслибъ ей возвращали его вновь живого и невредимаго. Съ трудомъ, напрягая вс силы, двушка осторожно приняла это тло съ висящими руками, съ поникнутой на грудь головой и заботливо уложила его на холст. Затмъ она долго глядла на него, наконецъ, выпрямилась и начала креститься. Блоусъ и Лысый невольно поснимали шапки и стали тоже креститься… Орликъ вздохнулъ, но шапки не снялъ.
— Блоусъ и ты, Иванъ… заговорила двушка кротко, — вы не разбойники и не душегубы… Общайте не сказывать никому, что здсь могила. Пусть никому невдомо будетъ.
— Что-жь? Зачмъ? съ чувствомъ отозвались оба заразъ.
— Ну,
Она шевельнулась, доставая что-то изъ рубахи, потомъ взмахнула рукой и что-то ярко блеснуло. Ахнувъ тихонько, она осунулась и упала на тло…
Орликъ дико закричалъ, хотлъ броситься въ яму, но ноги его сразу подкосились отъ оцпеннія ужаса, и онъ, хватая себя за голову, упалъ на землю.
Лысый спрыгнулъ тотчасъ, сталъ поднимать двушку, бормоча съ перепуга и захлебываясь…
Она ударила себя въ сердце мтко и крпко. Острый кинжалъ по самую рукоять вонзился въ грудь.
«Промаху не дамъ»! страстно общала она ему еще ночью, когда рыдала надъ милымъ въ поселк.
Лысый тихо и бережно положилъ двушку рядомъ съ капраломъ и, поглядвъ на обоихъ, вдругъ заплакалъ, причитая:
— Господь прости… Царство небесное!
Блоусъ глянулъ въ могилу, потомъ на Орлика, который валялся на земл рыдая, и молвилъ вздохнувъ:
— Вонъ она… разбойная-то жизнь… бездушная!
Уже только вечеромъ Орликъ самъ и одинъ закопалъ могилу и провелъ около нея всю ночь…
XXIV
Въ начал зимы, по первому пути, много дворянъ съзжалось въ Саратовъ ради любопытнаго случая.
Ожидалось въ город съ нетерпніемъ всми жителями уже объявленное на воскресный день позорище. Долженъ былъ быть казненъ лютый волжскій разбойникъ и атаманъ, по имени Устинъ.
Въ городскомъ острог въ кандалахъ и прикованный къ стн сидлъ уже съ осени низовскій душегубъ и ждалъ возмездія за свои злодйства.
Преступникъ однако былъ взятъ въ плнъ не въ числ другихъ разбойниковъ. Команда, которая была послана и разорила гнздо сволоки на Волг, супротивъ рки Еруслана, нашла поселокъ разбойный пустымъ, такъ какъ все его населеніе разбжалось заране. Только въ одной хибарк нашли солдаты совершенно разложившійся и страшный трупъ съ черными литерами на лбу В. и Д. А въ изрядномъ домик около развалины оказался одинъ-одинохонекъ молодой разбойникъ, который самъ спокойно отдался въ руки команды и заявилъ, что онъ и есть атаманъ Устя.
— Что же не убжалъ за всми? удивился начальникъ команды.
— Васъ ждалъ. Намаялся на Волг… Буде!.. Хочу пріять наказаніе отъ людей и искупить, елико возможно, грхъ свой… Чтобы народъ православный простилъ человка окаяннаго… А Господь проститъ… Онъ все видитъ…
Приведенный въ городъ атаманъ Устя разсказалъ судьямъ про вс свои злодйства, смертоубійства и грабежи, а равно и про лютое убіеніе начальника первой команды Засцкаго, Показывалъ все разбойникъ тихимъ и унылымъ голосомъ.
Въ камер своей онъ сидлъ тоже смирно, молился часто и всхъ удивлялъ своимъ кроткимъ видомъ и смиреніемъ.