Аттестат зрелости
Шрифт:
— За ревматоидный артрит? — переспросил я.
— Вы не знаете, что это за штука, — укоризненно покачал головой еврей. — Он осенью и весной спать не может без болеутоляющих.
— Хорошо, — согласился я. — Я даже готов ему помочь немного омолодиться. Когда?
— Да хоть завтра! — обрадовался Гершон Самуэльевич.
Я покачал головой:
— Завтра мы идём в ЦУМ. Послезавтра в районе пяти часов вечера?
— Хорошо. Великолепно!
— Не забудьте предупредить Зинаиду Михайловну, — попросил
— Обязательно, непременно. Завтра с утра позвоню!
Он взял со спинки дивана укороченную светлую джинсовую куртку:
— Я могу предложить вашей барышне, увы, только это… Если, конечно, подойдет.
— У меня с собой денег нет, Гершон Самуэльевич, — предупредил я. — Я рассчитывал сегодня только сделать заказ.
— Не беда, — улыбнулся он. — Рассчитаемся во вторник!
Джинсовка Альбине понравилась и оказалась точно по размеру. Она обняла меня, чмокнула сначала в одну в щеку, потом в другую. И вдруг поинтересовалась:
— Сколько я тебе должна?
Я вздохнул:
— Потом, Аль. Всё потом. Едем!
На этот раз такси мы искать не стали, дождались троллейбуса.
— Мы куда? — спросила она.
— В кооперативный магазин! — ответил я.
Кооперативный магазин находился недалеко от Центрального рынка и на наше счастье рядом с остановкой троллейбуса.
В нём можно было приобрести мясо рублей по 8–10 за кг, которое в магазине стоило 2 рубля за кг, вареную колбасу по 8 рублей (2,20 в магазине). Наценка было существенной, но обилие выбора продуктов позволяло иногда побаловать себя деликатесами.
— Ты куда? — удивленно возмутилась Альбина, когда я потянул её в магазин.
— Идём же! — я был очень настойчив.
Мы приобрели чуть больше 2-х кг говядины (17 ?), сметаны 0,5 кг (2 ?), сливочного масла, палку вареной колбасы, палку сухой колбасы, шоколад и баночку красной икры. Когда Альбина начала очень уж сильно возмущаться, я заявил, что полпалки вареной и полпалки сухой колбасы я заберу домой.
— Тебе надо кровь восстанавливать! — прошептал я на выходе из магазина. — У тебя вид, в гроб краше кладут!
Альбина замолчала.
Дома она заявила:
— Я тебя без обеда не отпущу!
— С ума сошла! — ответил я. — Тогда ты рискуешь потерять жениха совсем! Меня maman убьёт!
— Ладно, — смилостивилась она. — Езжай. Только хоть бутер съешь.
Бутерброд с колбасой я сжевал на ходу.
Мы договорились съездить в ЦУМ на следующий день после работы. Дозвон до Зинаиды Михайловны я взял, естественно, на себя.
— Деньги я тебе отдам! — заявила Альбина.
— Натурой возьму, — ответил я и получил символический подзатыльник.
Вечером мозг мне maman вынесла капитально. Давно я её не видел в таком гневном состоянии. Конечно, её тоже можно было
— Мэм, у нас ЧП случилось, — попытался объяснить я.
— Она беременная? — сходу выдала maman.
— Мэм! — укоризненно ответил я. — Как ты могла так о нас подумать!
Я замолк на минуту, соображая, как донести родительнице информацию в режиме «лайт».
— Мэм, Альке вчера какая-то шпана порезала куртку, — наконец выдал я. — Мы до ночи просидели в опорном пункте, а потом я у неё дома чуть вздремнул и проспал. Ничего страшного. Всё нормально.
— Нормально? Нормально?! — maman опять повысила голос.
— Мэм, — перебил я её. — У меня голова болит. Мне бы прилечь.
— А колбасу где взял? — переключилась maman.
— Алька купила, выдала из своих запасов, — ответил я. — А то ей много. Боялась, что пропадёт.
— Ладно, — согласилась maman. — Ужинай и ложись!
Я так и сделал. И проспал до самого утра.
Глава 24
Дела комсомольские, активные
Утром maman мне сообщила, что вечером ко мне заходил Мишка с Андрюхой, что-то хотели сообщить. Будить она меня не стала, а друзья особо и не настаивали.
Настроение с утра было приподнятым что у меня, что у maman. Причиной тому, конечно, мой «вяленький цветочек», а у меня еще до кучи осознание предстоящих осенних каникул, до которых осталось учиться всего неделю.
Да и силы у меня восстановились в полном объеме — после 10 часов здорового сна да медитации. На этот раз в библиотеке снова появился учебник по некромантии.
Мишка и Андрей мой настрой не разделяли. Причиной этому, скорее всего, была погода. Мишка в легкой, зато модной курточке, как он говорил «на гусином пуху», всю дорогу до школы стучал зубами. Андрэ щеголял в длинном белом вязаном «бендеровском» шарфе, но без шапки. И тоже продрог.
Первым делом, прямо после раздевалки, я нанес визит Нине Терентьевне. Передал ей медаль, грамоту и кубок.
— Молодец! — похвалила она меня. — Еще бы фотографа найти, чтобы с этими причиндалами тебя сфотографировать для школьной доски почета.
— По лицу, видать, не раз доской почета отмечался, — пошутил я. Нина Терентьевна расплылась в улыбке, но сказала:
— На урок иди! Не опаздывай.
Сразу же на первом уроке я ощутил проявление небывало высокого внимания со стороны одноклассниц. То одна, то другая, то третья косились в мою сторону, хихикали, иногда многозначительно подмигивали. Взгляды некоторых, вроде Крутиковой Ленки-Жазиль и Федоровой Майки-болтушки, обжигали хмурой ревностью.