Аттестат зрелости

Рюмин Сергей

Минут через десять моих осторожных вливаний «живой» силы «узелок» посветлел настолько, что стал неотличим по цвету от сердца, которое приняло нормальный зеленоватый оттенок.

Пока я работал, совершенно не ощущал усталости. Но едва я закончил и попытался встать, как меня тут же «повело». Я чуть не рухнул — кружилась голова, накатила слабость, немного лихорадило. Я снова присел на табурет и крикнул:

— Макарыч! Зайди, пожалуйста!

Тут же, распахнув дверь нараспашку, в комнату ворвался лесник, за ним Мамаев. Девчонка спала. Я приложил палец к губам, изобразил

максимально зверское выражение на лице и зашипел:

— Тссс! Ребёнок спит!

Отец остановился, замер, оглянулся, растерянно посмотрел на жену, стоявшую в дверном проёме, прижавшую кулаки ко рту, словно удерживая крик. Макарыч подошел ко мне.

— Помоги встать, — тихо попросил я. Он подхватил меня подмышки, помог подняться. Опираясь на него, я вышел из комнаты, подошел к столу, опустился на стул. За столом сидела Альбина с довольной улыбкой на лице и уплетала бутерброд с колбасой под чай.

— Чаю сладкого крепкого налейте! — сказал я. Лесник тут же воткнул мне в руки кружку с чаем. Я отхлебнул и зажмурился от наслаждения. Чай был именно такой — крепкий, вяжущий язык, и сладкий. Альбина протянула мне бутерброд — простой белый хлеб с толстым слоем масла и куском любительской колбасы сверху. Я не замедлил впиться в него зубами. Кайф! Сделал еще глоток и только тогда заметил, что отец с матерью на кухне отсутствуют, а со мной рядом Василий Макарович и Альбина.

— Ты им скажи, Василь Макарыч, — выдал я. — Что девчонка спит, нефиг её тревожить! Всё, здоровая она. Вылечил я её.

— Ага!

Лесник поднялся, направился в комнату.

— А ничего столик, — заметила девушка. — Классный такой. И стулья. Заметил?

— Ага, — я чуть не подавился, поспешно запив кусок хлеба с маслом чаем. Стол действительно был красив, даже монументален: из плотно подогнанных отполированных до зеркального блеска дубовых досок, у которых и рисунок совпадал. И стулья под стать ему — тоже тяжелые, из полированного дуба.

— Хозяин — директор местной лесопилки, — буркнул я. Чай быстро закончился. Вместе с ним и бутерброд. Настроение у меня поднялось. Сил тоже прибавилось. Я уже не однократно замечал, что стал восстанавливаться всё быстрее и быстрее. Сейчас вот прошло не больше пяти минут, а я уже практически «готов к труду и обороне».

На кухню (или столовую — два в одном) вернулись лесник вместе с хозяином. Нарисовался еще один тип — дедушка далеко за 60, в черном драповом пальто, без шапки, с куцым венчиком редких седых волос вокруг обширной лысины, востроносый. Под расстегнутым пальто виднелся белый халат. Местный врач что ли?

— Что вы с ней сделали? — сходу прицепился ко мне дед. Я отмахнулся, вопросительно взглянув на лесника, мол, это что за чудо? Василий Макарович сам недоумённо пожал плечами.

— Это наш доктор Семен Игнатьевич, — поспешил пояснить хозяин. — Заместитель главного врача районной больницы.

— Я — практикующий педиатр! — глядя на меня пронзительными глазками, заявил старичок. — Что вы с ней сделали, молодой человек? Я требую объяснений!

Я растерялся, не зная, что ответить этому назойливому, похожему на задиристого

воробья, дедушке.

— Какая разница, что я сделал, — буркнул наконец я. — Девочка здорова? Здорова. Отстаньте от меня!

— Нет, — продолжал наседать дед. — Вы мне немедленно расскажете, что вы делали? Как можно разом вылечить воспаление лёгких? И куда делся порок сердца? Вы мне должны объяснить…

— Ничего я вам не должен! — отрезал я. — Отвяжитесь от меня! Нам пора.

Я кивнул Мамаеву, отойдём, мол. Но дед, как клещ, вцепился в меня, ухватив за рукав, и не отпускал.

— Стой! Стой, я сказал!

Мне это надоело, даже обозлило. Я выпустил в деда заклинание сна. Старичок тут же повалился на пол.

— Ой! — вскрикнула хозяйка. — Убили…

— Да спит он! — со злостью ответил я и повернулся к леснику. — Какого черта, Василий Макарович? Кто его позвал? Зачем тогда меня привезли?

Лесник ошарашенно пожал плечами:

— Не знаю, Антон! Меня Иван Палыч, — он указал на директора лесхоза, — просил тебя привезти. Зоя, вон, умирает… Я откуда…

— Извини, парень, — вмешался Мамаев. — Семена Игнатьевича вчера вызывали на дом. Он пришел, осмотрел, руками развёл… В больницу, говорит, в область везти надо. Но большая вероятность, что не довезем. Ну, сам понимаешь…

— Не понимаю! — отрезал я. — Какого хрена тогда меня везли сюда, от уроков отрывали?

Меня накрыла волна раздражения. Энергия «живая» и «мертвая», чередуясь, пошла по каналам. Сразу возникло жуткое желание уничтожить хозяев дома, лесника и вообще всех окружающих и разрушить всё на свете. Мгновенно лица людей вокруг словно потеряли резкость, превращаясь в размытые светлые пятна. Я сжал кулаки, едва сдерживая себя от этого порыва.

Внезапно кто-то сзади обнял меня, прижался ко мне. Я почувствовал, как чьи-то губы коснулись моей шеи, нежный укус под ухо. Чей-то знакомый нежный голос зашептал мне в ухо:

— Антошка! Тошка! Прекращай! Успокойся. Всё хорошо…

Наваждение схлынуло. Снова на меня навалилась слабость. Я сел на стул. Под ногами на полу валялся похрапывающий старичок. Мамаев с женой прижались спиной к стене. Лесник стоял поодаль со своим охотничьим ножом в руке. Меня что ли собрался резать? Альбина встала рядом и, успокаивая, гладила меня по голове.

— Мы не хотели, Антон! — выдавил Мамаев. — Мы его не звали…

Он показал на врача.

— Он сказал, что, если она до утра дотянет, можно попытаться в Переславль в детскую больницу отвезти, — подтвердила его жена.

— Девчонка жива, здорова, — буркнул я и объяснил. — Совсем здорова. Сердце я ей тоже поправил. Кормите её больше. Ей силы надо восстанавливать.

Подумал и добавил:

— А сейчас пусть спит, сколько влезет. Не будить ни в коем случае!

Альбина прижала мою голову к себе, куда-то в район между грудью и пупком. Я закрыл глаза, окончательно успокаиваясь.

— Антон! — позвал меня лесник.

Я отстранился. Альбина отошла от меня. Жена хозяина удалилась в комнату, закрыла дверь. Мамаев перешагнул старичка, сел напротив, где сидела раньше моя девушка.