Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
Платон, получив чек, просиял, словно ребёнок, стащивший пряник с новогодней ёлки. Он развернулся вместе со стулом, усадил Дуню себе на колени и принялся горячо целовать. Это увлекательное занятие прервал стук в дверь. Молодых приглашали спуститься к ужину.
Маменька Платона и его тётушки весь вечер беседовали исключительно на французском языке. Смирившись с тем, что остаются пока в столице, оттачивали языковые навыки перед посещением салонов. Дуне труда не составило сообщить о результатах проверки особняка тоже по-французски. Она и по-немецки могла, но уже не с таким безукоризненным
Заметив, как вытянулось от удивления лицо свекрови, Дуня в очередной раз мысленно поблагодарила мадемуазель Бонне. К выпускному классу ученицы института разглядели не только умение научить, но и доброту, порядочность преподавательницы французского, прощая ей за это экзальтированность и напускное высокомерие.
В Санкт-Петербурге молодые и Глаша задержались ещё на день, съездили на Васильевский остров, навестить Дуниных братьев. Пётр с Павлом их ждали к обеду, накануне Дуня с нарочным отправила им записку.
Выстроив дома на Васильевском острове, купцы Матвеевские убили сразу двух зайцев. Во-первых, здесь находились порт, склады и множество рынков для торговли, а во-вторых, на острове располагались лучшие учебные заведения столицы, Академия наук и богатейшая библиотека. Следуя примеру старшего брата, Михайлы Петровича, Матвеевские имели намерение дать образование всем своим детям.
Дом, где жили на время учёбы Пётр и Павел, был большим, каменным, помимо двух верхних этажей, имел этаж цокольный и мезонин сверху. Мезонин Дунины братья приспособили для занятия черчением. Помещение, самое освещённое, благодаря множеству окон, чем-то напоминало мастерские художников. Хотя, мольберт тоже имелся, Павел увлёкся карандашными набросками. Он даже пообещал Дуне и Глаше нарисовать их портреты, позже, когда технику до конца освоит.
После пышного обеда — поесть братья любили, как и угостить, — вся компания отправилась на променад. Когда проходили мимо Кунсткамеры, Пётр предложил туда зайти.
— Говорят, там занятное пополнение анатомической экспозиции, — сказал он.
— Мне от запахов и духоты там дурно делается, но, если Дуня захочет… — заявил Платон, страдальчески глядя на молодую жену.
Дуня подумала, что дурно Платону становится не от запахов, а от вида экспонатов, и что её благоверный малость трусоват. Подумать-то подумала, а вот чтобы остальные к такому выводу не пришли, поспешила разговор в другое русло перевести. Она толкнула Петра локтем в бок и заявила насмешливо:
— Кунсткамера, не лучшее место, куда барышень можно пригласить.
— Тю, так это — барышень, а вы с Глашкой сёстры, — не остался в долгу Пётр.
Павел сказал:
— Тогда давайте заглянем в Магическую лавку на Невском. Вам перед поездкой в имение нужно амулетами запастись, а мы с Петей новинки посмотрим.
— Ох, как же я об амулетах не подумала! — воскликнула Дуня.
— Нам обратно порталом возвращаться, а там по правилам провозить через него амулеты не рекомендуется, — напомнила Глаша.
— Не беда, почтой отправим, — заявил Пётр и попросил: — Расскажите о портале. Как внутри выглядит, какие ощущения вы испытывали, а то у нас практика по порталам только после следующего семестра будет.
Дуня и Глаша с удовольствием рассказали,
За разговорами и не заметили, как вышли к Исаакиевскому мосту. На стоянке, расположенной за сторожевой будкой, братья наняли экипаж. Проезжая по наплавному мосту, который, вместо свай, удерживали небольшие суда-барки, Дуня подумала, что этакий мост сам по себе диковинка, не уступающая выставленному в Кунсткамере огромному глобусу.
Закупив в Магической лавке целую кучу амулетов и отправив посылку с ближайшей ямской станции на адрес имения Лыково-Покровское, называвшегося по имени владельцев, компания разошлась. Дуня попыталась зазвать братьев на ужин, но они отговорились тем, что идут на двойное свидание со старшекурсницами из Смольного института благородных девиц.
— Петя, ты же только недавно рассказывал о новом увлечении, — сказала Глаша. — Неужели так скоро прошло?
— Увы, увы, ничто не вечно под луной, — почти пропел Пётр.
— Да ты ловелас, братец, — сказала Дуня весело и даже с нотками восхищения в голосе.
— На том и стоим, — ответил Пётр, приосанившись. После чего братья откланялись.
Платон посмотрел им вслед с некоторой тоской, только осознав, что семейная жизнь кое-какие ограничения накладывает. Но тут же эту тоску из глаз убрал, чтобы, не дай Бог, Дуня не заметила. Нет, он не терял надежды, что сможет помыслами жены управлять. Не сейчас, разумеется, а со временем, когда Дуня осознает, какое сокровище, по маменькиному утверждению, ей в мужья досталось. А маменьке Платон верил.
На следующее утро, тоже солнечное, Дуня, Глаша и Платон стояли у входа в портальный павильон в Адмиралтействе. На этот раз вместе с морским офицером пассажиров досматривал и драгунский полковник.
— Видите, Ваше превосходительство, бумаги давно выправлены, до сегодняшнего приказа, — доложил морской офицер.
Полковник перевёл задумчивый взгляд на троицу пассажиров, внимательно осмотрел, затем произнёс:
— Вышел приказ, начиная с сего дня гражданских порталом не перемещать. Но поскольку ваши документы на перемещение в порядке и выписаны ранее, возможно сделать исключение. — Обернувшись к офицеру, распорядился: — Проводите графа с графиней и их спутницей к остальным пассажирам, лейтенант.
Дуня с Глашей переглянулись, они поняли, что лишь титул им помог, иначе отправляться бы им в Москву на перекладных. Коляска ещё не прибыла, да даже если бы прибыла, она ведь маменьке с тётушками обещана.
Остальными пассажирами оказались офицеры из Инженерного корпуса, о чём свидетельствовала полностью тёмно-зелёная форма и знаки отличия на ней. У одного имелся шеврон с молнией — знак магического отделения. Военные инженеры внимательно изучали чертёж и не обратили внимания на присоединившуюся к ним троицу. Даже когда портальщик пригласил пройти в кабину, им понадобилось несколько минут, чтобы оторваться от своего занятия.