Автограф
Шрифт:
Рюрик энергично соскочил с высокой никелированной табуретки, отчего она даже покачнулась, и устремился к столику, за которым рядом с Нифонтовым сидел Виталий. Гран Афанасьевич только что положил перед Лощиным тетрадь. Рюрик подошел сзади и через спину Лощина подхватил ее со стола.
Лощин обернулся. При виде Рюрика очки его дрогнули. Он поборол себя, и очки вновь стали невозмутимы.
— Гран Афанасьевич, — сказал Рюрик. — Я знаю этого негоцианта. Он шулер. Сохраню вашу тетрадь до лучшего времени.
Рюрик пошел к стойке. Важно было не дать опомниться
Таня Апряткина, которая все это видела и слышала, застыла в страхе с подносом в ожидании скандала. Подошла к Лощину и предложила ему коктейль. Лощин ей нравился, и она хотела вывести его из затруднительного положения. Но Лощин вежливо ее отстранил, встал и двинулся к Рюрику. Снял очки, убрал в карман своей овальной сумочки. Плохо видел, куда идет, но шел. И тогда вновь перед ним оказалась Таня. Поднос с коктейлем она бросила на столе, за которым сидел Нифонтов.
— Вам не надо этого делать, — сказала Таня.
Лощин недовольно остановился. Повернулся и пошел из бара, где ему в дверях вручили дубленку.
Рюрик громко и спокойно произнес:
— Береги лицо, Умсик. Жалуйся в берг-коллегию.
Таня не выдержала и сказала Рюрику:
— Вы ужасны.
— Своим чередом, Танюша.
— Я вас ненавижу!
— За что? — искренне удивился Рюрик.
Таня ничего не ответила. Рюрик взглянул на Сашу. Саша растерянно пожал плечами.
В жэке горел свет: дежурил Веня Охотный, сидел за столом. Рядом с телефоном лежала кубанка. При виде вошедшего Лощина Охотный приподнял со стола кубанку и обрадованно воскликнул:
— У меня тут мумиё!
Под кубанкой был стакан с водкой. То, что сейчас требовалось Виталию.
— Дай отглотнуть.
— Глотай.
Виталий отпил половину. Оставшуюся половину вернул Охотному. Веня допил.
— Скажи, что ты обо мне думаешь? — спросил Виталий. Спросить он мог только вот у подобного человека, как Охотный, и только вот сейчас. — Кто я такой?
Веня надел кубанку, сосредоточился.
— Жилец…
— Жилец… — примерился Виталий. — Вполне достаточно.
— А шо!
— Охотный, тебе удобно жить на свете?
— Жильцы с пониманием ко мне, и я к ним.
— Я хороший жилец?
— Отец у тебя хороший. Мать женщина положительная.
— А я?
— Шаби до тыщи!
Одно из Вениных высказываний в отношении неунывания в жизни.
— Шабить, значит, до тыщи?
— И алё!.. — Охотный качнул головой, чтобы кубанка съехала на лоб.
Виталий приложил руку к шапке:
— Здрам-желам!
— Здрам-желам! — откозырял Веня Охотный сидя. — Шикота!
Что есть по-Вениному — шикарность.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Третью неделю Артем дома. В клинике, за долгое пребывание, он забыл о своем кабинете, даже о своей квартире. Теперь вернулся к старому, к чему-то прежнему, а прежним сам быть не мог. А каким он мог теперь быть? Что ему нужно?
Раздавались в квартире телефонные звонки, приходили и уходили люди.
Артем ни во что не вникал, ему все было ни к чему. Звонили из редакции журнала, спрашивали о романе. Из еженедельника и «Литературной газеты» просили отрывки из романа. Пытались взять интервью работники радио. Артем от интервью отказался. Тамара за его спиной тайно все-таки вела переговоры с журналом. Артем не вмешивался. Рукопись романа он ни разу не открыл и не имел, как он сказал Тамаре, ни малейшего желания открывать. О работе Тамара с Артемом не говорила, даже намеками, но стремилась узнать, не хочет ли он отвлечься, выехать из Москвы совсем ненадолго, куда-нибудь рядом. Степа Бурков уступает дачу, Глеб Оскарович Пытель предложил свой деревенский домик в живописном месте на Москве-реке. Тоже недалеко, и сообщение удобное. Телефон есть на всякий случай. Надо сменить обстановку. Об этом говорил и Нестегин, которому Тамара все-таки звонила.
— А вообще это больной доктора Званцева, — сказал Нестегин уже с нескрываемым раздражением.
Артем ничего не хотел. Степа Бурков сам два раза приходил по поводу дачи.
— Ну чего ты в городе торчишь?
— А ты чего торчишь?
— Тебе надо побывать на свежем воздухе.
— Мне ничего не надо, Степа.
— Зачем пугаешь Тамару?
— Зачем она пугает тебя?
Тамара уже выяснила, что Артему нужно дышать березами. Рекомендация экстрасенсов: березы — деревья, отдающие человеку энергию.
— Что ж, вполне может быть.
— А твои тополя — они отбирают энергию.
— Что же, тоже вполне вероятно, — не протестовал Артем.
Наташа Астахова говорила:
— Забрался опять в лабиринт и сидишь.
— Наташа, я тебя люблю.
— И я тебя, Артем.
— Счастливый Лева.
— Приехал бы к нам и сказал ему.
— Я говорил.
— Давно было. Он забыл. Напомнить надо.
— Напомню.
— Я жду, приезжай. Не то вынуждена буду при всех назвать тебя занудой.
— Кем?
— Ты не ослышался, Артемушка.
Да, надо бы съездить к Леве с Наташей. Так это «надо бы» и повисло. Никуда не поехал. Только позвонил однажды Наташе и сказал, что он не зануда, потому что сидит не в лабиринте, а в вафле. Наташа, конечно, не поняла.
— Я тоже не понимал, — ответил Артем.
Объяснил, в чем дело, как объяснили недавно и ему.
Что делать? — думала Тамара. Может быть, отправить Артема в этот дом между двумя мостами? На улице Серафимовича? Пусть походит, встретит кого-нибудь из старых, только ему известных, друзей. Но потом решила промолчать, если молчит Артем. Значит, ему это сейчас не надо. Может быть, Артем откладывает эти встречи, по-своему готовится к ним. Без сомнения, большие и очень личные переживания. Тамара теперь уверена. И принадлежат они только ему одному — так надо понимать. Надо, но это трудно Тамаре.