Автограф
Шрифт:
— Катя, откуда Сережа меня знает?
— Вы же из «Реалиста»!
Геля была удивлена, что ее здесь знают. Было приятно, что знают именно ее — актрису театра «Реалист», а не дочь писателя Йорданова.
— Видели в «Короле Лире». Вы нам понравились.
— Что вы, Катя. Я средняя актриса.
— Мы часто бываем в вашем театре. Вы нам нравитесь.
— Кто это мы?
— Юра, Миша, я, ну и, конечно, Сережа. А где труднее играть — в кино или в театре?
— Я театральная актриса. На сцене все последовательно.
Катя кивнула.
— В кино все по кусочкам. Должна влюбиться в сталевара, а он еще и не появился на съемочной площадке. Похоже, сегодня меня тоже не снимут. Оператор печью увлекся. Завтра буду влюбляться, а может, и послезавтра.
Катя засмеялась:
— Давайте обживайтесь дальше.
— Катя, вы трусиха?
— А вы?
— Как вы догадались?
— Вы сами это сказали.
— Когда?
— Почти сказали.
Геля вновь глянула в окно. Поднятые из печи электроды, накаленные, огненные, висели над печью. Сережа с помощниками опять швырял лопатами в печь марганец. Быстро и ритмично.
— После отпуска так не получается: отвыкают без тренировки, — Катя поняла, что Геля любуется ритмом работы.
Потом Геле показалось, что она увидела Кипреева в рабочей форме и в каске. Рядом с ним был второй оператор, и тоже с камерой. Кипреев снимает то, что нужно ему, автору сценария. Может быть, и любовь пультовщицы Веры умышленно написана в сценарии как-то примитивно, традиционно? Потому что все это не основное?
— Вы знаете, что такое дельтаплан? — спросила вдруг Катя.
— Знаю. Прыгают с какой-нибудь скалы и летят на одном крыле.
— Сережа увлекается полетами на дельтапланах во время отпуска. Теперь приделал к крылу мотор и колеса. Мотодельтаплан. Говорит, что будет брать старт прямо с асфальта и летать среди городских птиц.
Кате нравилось рассказывать о Сереже. Она гордилась им. Геля подумала — если бы ей удалось все сделать просто перед камерой, все так, как у Сережи с помощниками, как это должно быть у Кати, потому что даже самый маленький эпизод имеет свой внутренний ритм. В филенку громко постучали.
— Вам, — сказала Катя.
Геля не поняла.
— Привыкайте. — Катя показала на запор у филенки.
Геля открыла филенку, получила от Сережи ключ-марку, надела его на втулку возле надписи «пуск». Серых пушинок на шляпе уже не было.
Во время обеденного перерыва Катя потащила Гелю в столовую не только пообедать, но и познакомиться с остальными ребятами.
— Они вам понравятся.
— Они мне уже нравятся.
Миша и Юра захлопотали около Гели. Поудобнее усадили, чтобы проходящие мимо «трудящиеся с подносами» случайно не окатили щами. Юра перекинул через руку бумажную
— Чего угодно-с? Подать пищевую карточку научно-исследовательского института удобрений и ядов?
— Юрка, прекрати. Наши соседи — этот институт. Вот ребята и веселятся — продажа яда за углом.
— Мне как всем, — ответила, улыбаясь, Геля.
— У нас аппетит суровый. Сосиски с ядом запросто.
— Вы ее не смешите, ей надо грим сохранить.
— Грим смеха не любит, — кивнул Юра. — Он любит… а что он любит? Он кефир любит. Кефир на закуску годится?
— Годится.
— Может, ко-ко-ко?
— Что это?
— Вареные яички.
— Кефир.
— Миша, скачи за кефиром.
Миша, пожалуй, из всех самый младший, худенький, без спецодежды, сбегал в буфет и принес поднос с бутылками кефира и стаканами. Юра открыл бутылки, обтер горлышки бумажной салфеткой, разлил кефир по стаканам. Залпом выпил, погладил себя по животу.
Пришел Сережа с длинной лентой чеков, и теперь уже все ребята с подносами отправились получать обед. Вернулись, притащили много еды.
— Это еще не все, — бодро сказал Юра. — Потом будем пить чай с антоновскими яблоками.
— Антоновскими? — удивилась Геля.
— А что! Собственность этого чуваринского воротилы, — показал Юра на Мишу. — Имеет сады, огороды с корнеплодами, покосы с сенокосами, километра два речки, причем судоходной, гречневую крупу, ядрицу конечно.
— Мать живет в Чуварине, недалеко от Ельца, — объяснил Миша Геле. — Присылает яблоки.
— Ага. Погуще и пожирнее.
Обедали весело. Разговор перешел на Катю Мартынову.
— Мартын у нас миллиметровщик.
— Почему миллиметровщик? — спросила Геля.
— Очень точный. Песочные часы.
— Попробуй не докинь одну лопату в печь…
Сережа меньше всех принимал участие в шутках. Ел в основном молча. Сказал:
— Катик, катни мне нож.
Нож был один на всех. Катя с готовностью передала его Сереже.
— Вы знаете, у кого хранятся ножи? — обратился Сережа к Геле.
Геля не поняла вопроса.
— У кассирши. Кого полюбит, у того на столе будет нож.
— Кого же любит кассирша? — спросила Геля.
— Его, — Сережа показал на Юру, — поэтому я и пришел с ножом.
Геля вспомнила, что у Сережи вместе с лентой чеков был в руках и столовый нож, когда он пришел от кассы. Но тогда Геля не обратила на это внимания.
— Странно, любит меня, а нож принес ты, — покачал головой Юра.
Геля взглянула на Катю. Катя смотрела на Сережу своими густо-карими глазами.
В конце обеда грызли почему-то сушки. Ломали их на спор — кто возьмет сушку в кулак и сумеет разломить ее меньше чем на четыре части. Никому не удалось: сушка распадалась на четыре и больше частей.