Балтийский альманах
Шрифт:
Фолианты и розы. Вековечная власть. Поцелуи, кинжалы, столетия, миги. Кто помог человеку из чуда украсть Фолианты и розы. Вековечная власть. В Венеции мрамор, вино и страсть. В Болоний мрамор, вино и книги. Фолианты и розы. Вековечная власть. Поцелуи, кинжалы, столетия, миги.
III.
Спиралью сложною вперед,
Но только прямо можешь видеть,
И змия ползь, и орлий взлет.
Спиралью сложною вперед.
Что зацветает, то сгниет.
Кто любит, может ненавидеть.
Спиралью сложною вперед.
Москва, ноябрь 1923,
Иван Рукавишников.
«Балт1йск1й Альманах»
№2.
1924
В. Ф. ХОДАСЕВИЧУ.
Деревья Кронверкскаго сада — Невнятен голос был и глух, Как будто н'Ькая ограда От жизни отд'Ьлила слух. Очки поблескивали тускло, Бросая пятна на лицо, А на рук'Ь сухой и узкой Блест-кло тонкое кольцо. Но в голосе жила Психея, Нетронутая, как цветок, И стыло сердце, леден'Ья, Под иглами морозных строк.
Невероятный твой подарок :
Быть может жизнь, быть может смерть.
Был голос глух и взор неярок.
Но потолок син^л, как твердь.
Берлин. 1923.
Глтьб Струве.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЪСНЯ.
Дремлет липа у дверей, Сон проходит вдоль аллей, Лунный движется челнок, Сонно крикнул п'Ьтушок, Спи, мой мальчик, спи.
Спи, любимый, в час ночной Поц-Ьлую ротик твой. Ножку пухлую сожму, Не ступавшую во тьму .. . Спи, мой мальчик, спи.
Из Лилгенкрона. Перевод Калъмы.
Спи, любимый. Час придет, Буря, вьюга заревет. Задыхаясь в сп-Ьшк^Ь злой, Призовешь н'Ьмой покой .. . Спи, мой мальчик, спи.
Дремлет липа у дверей, Сон проходит вдоль аллей, Лунный движется челнок. Сонно крикнул петушок ... Спи, мой мальчик, спи.
МАЛЕНЬКАЯ БАЛЛАДА.
Дрожит султан, звенит мой щит В немолчном ливнк вражьих криков. В нем п^Ьсня арфы не звучит, И не видать Мадонны ликов.
Из Лилгенкрона, Перевод Калъмы.
Во прах посл^дняго плута.
Что сбить с сЬдла меня пытался!
Я выскк луч с его щита
И вид%л, как он распластался.
Вы мой очаг хотели сжечь? Я показал вам мощь мужскую И отираю св-Ьтлый меч, См'кясь, о гриву вороную.
№ 2.
1924
«Балт1йск1й Альманах»
37
ЗАРАЗА
По ту сторону лощины повис над горизонтом червонный диск солнца, окруженный лиловыми, оранжевыми, рубиновыми прямоугольниками и кругами. Они прочно обхватили солнце и вм'бст'Ь с ним двигались книзу.
Все бол'Ье длинныя тЪни стлались на т-Ьсно-сжа-тыя черепицы крыш свернувшагося как в панорам1Ь городка. Можно было различить дв-Ь фабричных трубы, купол почты, башенки готическаго собора.
Желтая с темной позолотой листва, густо покрывшая землю, хрустЬла под ногами. Хруст был МЯГК1Й и, медленно двигавшемуся вдоль опушки лЬ-са челов'Ьку, вселял он тревожные и нехорош1е образы.
— А, вот он! Это чудесно! Вы знаете, я имЪла предчувств1е, что вы именно сейчас придете. Если бы сейчас не пришли, я бы перестала вЪритъ в те-лепат1ю! Чудесно!
Он
— Вы знаете, кто вы такая? Вы нав1>рно дочка Бабы-Яги, и не нашей русской, а еще худшей — н1Ьмецкой Бабы-Яги. Она, конечно, старая престарая и составляет ужасныя зелья каждую ночь. Вас она очень бережет и если узнает, что вы со мной встречаетесь, упрячет вас так, что не выпрыгнете.
Д1.вушка стала заливчато смЪяться. Она см-Ья-лась по-Д'Ьтски, во весь рот, и вм'бст'Ь с головой трясся на ней пестрый южно-русск1й платок. Он взял ее за руку, обмотал вокруг пальцев н1Ьжную бахрому платка и заставил ее идти рядом.
— Во-первых, у меня очень хорошая мама, я вам разсказывала, —• а не Баба-Яга!
— Извините!
— Н1Ьт. И кром* того, я в'Ьдь совсем морская царевна, вы знаете. ..
— Ну, что новаго? Вы в%дь должны мнЪ раньше всего разсказать, что вы усп'Ьли за этот день. С самаго утра. Это будет долго продолжаться. Начните скор'Ьй.
Она круто повернулась. Большге голубые глаза были Д1.ТСКИ возмущены.
— Послушайте, вы см1Ьетесь. Это невозможно! Я болтлива, и вам неинтересно меня слушать. Ну хорошо! Теперь я буду всю дорогу молчать. Помните. Ни одного слова!
Они шли н'Ьсколько минут молча. У скамейки остановились, он заставил ее сЪсть и сЬл сам.
— Я вам хочу сказать, но только одну вещь, не больше. Вы знаете, о чем я думала до того, как вас увид'Ьла. Я представила себЬ, что случилось землетрясение, и все погибло. И вот только этот клочочек н1Ьмецкой земли остался на мЪст'Ь. И я с вами.
Он посмотрел на нее искоса удивленным взглядом.
— Современно. Вот,—он задумчиво указал рукой на небо, на котором всЪ краски слились в один багрово-пурпуровый тон — древн1е говорили, что м1р окружен со всЪх сторон пылающей стЬной. Когда-нибудь она рухнет... Я даже думаю, что скоро. Но я совсем не хочу быть Ноем... Это сомнительная слава. Вы хотЬли бы взять на себя отв1Ьтственность за новое челов'Ьчество?
Ея глаза сверкали, и д1>тск1е кулаки сжались.
— Да!
— Вы очень смЪлая! Он взглянул ей в глаза, СЕ'Ьтлые и серьезные под чуть-чуть нахмуренными бровями. Мягким жестом погладил ей волосы. — И очень... чистая!
Она почувствовала себя взволнованной от углу-бленнаго тона, которым были произнесены эти слова, но не хогЬла проявить этого, вскочила, раз-см'Ьялась и схватила его за руку.
—? Ну, а теперь слушайте, Леонт1й Александрович! Вы знаете, что я 'Ьду в Канаду, что я должна 1Ьхать. Сегодня должно было р'Ьшиться, 'Ьду я или н'Ьт. Сегодня я получила письмо! Угадайте, да или н1Ьт?
Она придвинула свое лицо близко к его лицу. Он видЬл круглыя, упруг1я, н-Ьжным загаром по-дернутыя щеки, два ряда смеющихся очень здоровых б'Ьлых зубов. В ея глазах было напряжен1е ожидан1я и в тоже время, казалось ему, самая настоящая первичная радость.