Барби. Часть 1
Шрифт:
Вельзер провел в Кверфурте три дня, набивая монетами мешки, а когда отъехал, разразился чудовищный скандал. Прибывший на побывку внук старосты, служивший в пехоте писарем, сообщил, что все послания, составленные вельзером суть абракадабра, не имеющая смысла, а прочие прогнозы и подавно гроша ломаного не стоят. Больше всех убивался Эммерих, торговец скотом. Ушлый вельзер надоумил его продать по весне телок по пятьдесят талеров за голову барышникам из Дорфхайна, сообщив, что год ожидается мокрый и будет великий падеж скота, из-за чего тот едва не разорился.
Народ в Кверфурте, может, не очень ученый, великим умом не обладающий, но в чем его точно нельзя упрекнуть, так это в отсутствие терпения — иначе у углежогов и не бывает. Они четыре года
А может, это был и не тот вельзер, что проезжал через Кверфурт четыре года назад, кто его знает. Эдели все похожи друг на друга, а у этого и герба никакого не имелось помимо обычного вельзерского знака, намалеванного на возке — рыцарского шлема с бело-алыми крыльями. Во избежание грядущих проблем кверфуртцы, посудачив, решили возок разгромить и сжечь в угольных ямах — вместе с телом заодно. С тех пор вельзеры в Кверфурт не заезжали, да это и к лучшему. Едва ли вшивый городишко в три тысячи душ мог обеспечить этих умников задачей подходящей сложности, у него и дела-то по большей части были никчемные, как во всех городках на задворках Саксонии.
Но этот… Барбаросса задумчиво кивнула сама себе, едва оказавшись в конторе. Этот вельзер как будто бы не был похож на мошенника.
Массивный штеххельм[9], водруженный на его сухие тонкие плечи, не очень-то походил на элегантный рыцарский шлем, украшавший его вывеску, оттороченный белым и алым птичьим пером. Это была громоздкая штука, выкованная из толстых стальных пластин, и выкованная весьма небрежно, явно не придворным саксонским мастером по доспехам. Скорее, обычным кузнецом, подумала Барбаросса, которому заплатили не очень-то щедро и который выполнял свою работу весьма небрежно и грубо, в меру своего слабого понимания.
Сталь была грубой ковки, не полированной, на ее обожженной поверхности можно было разглядеть следы кузнечного молота, выступавшие то тут то там точно вздувшиеся на стальной поверхности серые рубцы, мало того, кое-где отчетливо угадывались контуры старых лемехов, железных полос, гвоздей, мотыг и прочего хлама, который был пущен на наковальню, чтобы соорудить эту жуткую штуку, которую и шлемом-то назвать можно было лишь с известной натяжкой.
Даже не шлем, а чертова здоровенная скорлупа, в которую была надежно заключена голова вельзера, оставляющая ему лишь два крохотных глазка спереди да дверку для рта, тоже очень массивную, запирающуюся на миниатюрную задвижку. Выглядела эта штука внушительно и грозно, может, даже более грозно, чем обычный рыцарский шлем. Безобразная, грубая, изготовленная без особых изысков, даже нарочито небрежно, она в то же время казалась чертовски прочной, будто сооружали ее не для того, чтобы противостоять пулям и картечи, хлещущим над полем боя, медленно превращающим его в одну огромную разворошенную могилу для людей и коней, а чему-то куда более смертоносному и сильному, вот только не грозящему снаружи, а…
Рвущемуся изнутри, подумала Барбаросса, с опаской глядя на чертову конструкцию, прицепившуюся к плечам вельзера, развернувшуюся вместе с ним ей навстречу. Толстые пластины в некоторых местах отчетливо повело, стальные обручи, стискивавшие шлем, точно бочку, искривились, а бока зияли крошечными оспинами на месте вылетевших заклепок — следы того, что шлему пришлось пережить немало на своем веку. Как будто он побывал под копытами у рейтарского эскадрона, несущегося на полном скаку или…
Жуткая штука,
— Вы что ли вельзер? — Барбаросса понадеялась, что небрежный кивок вполне сойдет за приветственный поклон, — У меня к вам дело.
Вышло не очень-то вежливо, да и плевать. Сестрица Барби не из тех, кто точит лясы с эделями, даже с теми из них, кто мнят себя наибольшими мозгляками из всех. Довольно и того, что она постучала в дверь.
— Добрый вечер, госпожа ведьма.
Вельзер мог выглядеть забавно — сочетание тяжелого рыцарского шлема и щуплого сухого тела, к которому он был пристроен, к тому же облаченного в потертый несвежий сюртук, делало его комичным подобием тех тряпичных кукол, что колотили друг дружку в уличном «Кашперльтеатре». Должно быть, подумала Барбаросса, его голова вытягивает все соки из тела, отчего то усыхает. Прежде она особо не сталкивалась с вельзерами, а потому немного оробела на пороге.
— Я не ведьма, — буркнула она, не зная, куда деть мешок, — Я…
— Формально — не ведьма, — согласился вельзер, качнув своей чудной головой и это, верно, должно было обозначать кивок, — По возрасту вам еще рано получать императорский патент, — Червь на дне ручья, четыре монеты в студеной воде… Но, насколько я могу судить, ваша душа вручена Аду, так что едва ли я пойду против истины, если назову вас мейстерин хексой.
Барбаросса стиснула зубы, надеясь, что мешок за ее спиной не очень бросается в глаза.
Если это и было комплиментом, сухой голос вельзера в сочетании с грозным видом его раздувшегося шлема начисто стирал все необходимые ему обертоны. Голос у него был не глухой и мощный, как ожидаешь от человека в тяжелом рыцарском шлеме, а слабый, немощный, с трудом преодолевающий мощную стальную преграду, в забрале которой не было оставлено даже вентиляционных отверстий. Должно быть, чертовски трудно говорить с такой штукой на плечах. Что там говорить, подумала Барбаросса, заставив себя закрыть за собой дверь, и жить с этой хренью тоже, наверно, непросто…
Сила, распирающая шлем вельзера изнутри, не была магической силой, напомнила она сама себе. Это мозговое вещество, вскармливаемое чрезмерными порциями информации, распираемое от чудовищного количества знаний, прущее с неудержимой силой наружу, сокрушая кости черепа и неуклонно разрастаясь.
Уже к десяти годам вельзеры, эти величайшие умники, выглядят как гидроцефалы — раздувшиеся головы покачиваются на плечах, едва не угрожая переломить им шеи при резком движении. Кости вельзеров обладают способностью быстро расти, кроме того, они мягкие, как у младенцев — жалкая милость со стороны адских владык, не намного облегчающая их положение. Даже их гуттаперчевой упругости не хватает, чтобы поспеть за их мозгами. Вельзеры обречены всю жизнь страдать от головной боли — распирающее стенки черепа мозговое вещество растет неумолимо и быстро, и чем больше вельзер думает, тем быстрее растет его голова. К двадцати годам черепа у вельзеров обыкновенно лопаются, не в силах выдерживать далее страшное внутреннее давление. Именно потому многие из них вынуждены добровольно надевать на себя тяжелые шлемы, сделанные словно в подражание рыцарям прошлого, но куда более утилитарные по своему назначению. Эти шлемы позволяют им продлить свое существование, пусть и ценой немалых мук. Ни одна дама из высшего света не истязает так свое естество, затягивая себя в крушащие ребра корсеты, как вельзеры, вынужденные заковывать в тяжелую сталь свою голову и расплачивающиеся за это до последнего своего дня страшными, сводящими с ума болями.