Барин-Шабарин
Шрифт:
Почтовая станция в Белоречке была достаточно большой относительно других, которые я уже успел увидеть. Тут даже был небольшой трактир с комнатами для проживания. Денег на кармане, если бы только не довлели долговые обязательства, было более чем достаточно, даже для того, чтобы закутить на пару неделек, а на такой станции — так и уйти в длительный запой.
Конечно, я не собирался этого делать, но от сытного ужина точно не отказался бы. Мы уже останавливались два часа назад, в десяти верстах от Екатеринослава, в живописнейшем месте на берегу Днепра. Тут, по-селянски, употребили добрый шмоток сала
Зря, конечно. Стоял после перекуса такой штын в карете, что мне пришлось сесть рядом с Петро и наблюдать за движением хвостов тех самых «двух лошадиных сил».
Так что первым делом — в трактир, поесть чего. Тут-то уже ждала меня Марта.
— Я рад, Марта, что тебе удалось вырваться из города. Познакомь меня с этим хмурым молодым человеком, — сказал я.
После подошел к столику у входа в трактир, где и сидела Марта с до предела серьёзным, на грани комичного, мальчиком лет пяти-шести.
— Твое решение, Марта, я так понимаю, что окончательное? Рядом со мной возврата к прежнему у тебя не будет. Хочешь? Прямо сейчас уходи, — жестко сказал я, расставляя все по полочкам без политесов.
— Не будет возврата. Я понимаю, что не вправе просить вас о том, чтобы вы не напоминали мне о моём прошлом. Я хотела бы всё забыть как страшный сон. Могу ли я на это рассчитывать, на ваше молчание? — понурив голову, сказала Марта.
Я посмотрел на девушку, стараясь, чтобы мой взгляд не показался сальным, похотливым. Хороша всё-таки блондиночка. Вот познакомился бы с ней при иных обстоятельствах, не зная, чем барышня промышляла… Впрочем, как ни крути, я всё это знаю и вычеркнуть из памяти не смогу.
Нет, я не считал себя снобом, да и не был им. Я даже не особо предосудительно отношусь… относился… к женским вольностям, что позволяла мораль двадцать первого века. Ну вот никуда не деться, но осуждаю проституцию, и всё тут! Не могу понять, как вообще можно до этого додуматься — торговать своим телом. Я уверен, что не только тело продаётся, но, когда совершается подобная сделка, товаром выступает и душа.
— Не могу обещать, Мария, но постараюсь, — уклончиво сказал я. — Так как всё-таки зовут этого серьезного молодого человека?
— Позвольте представиться, Арсений Александрович Садовой. Имею честь быть братом Марии Александровны Садовой, — представился мальчуган, вызывая у меня приступ смеха.
— Серьёзный какой! Защитник сестры! — сквозь смех сказал я, но быстро посерьезнел, понимая, что предстоит серьезный разговор с Машей. — Не будете ли вы возражать, сударь, если я переговорю с вашей сестрой с глазу на глаз?
— Если только Мария Александровна не будет против, — нашёлся мальчуган.
Я кивнул парнишке и за локоть отвел Марту в сторонку, к угловому столику.
— Мария Александровна, если вы не хотите оставаться Мартой, то я жду от вас откровения, чего мне следует ожидать и к чему готовиться, — с металлом голосе спрашивал я.
Я внимательно выслушал историю Маши. Да, называть её Мартой у меня пропало всякое желание. А вот с желанием быть наедине с Машей я боролся всё сильнее. Только окончательно и бесповоротно любящий мужчина или же больной, мог испытывать иное отношение к этой девушке, чем желать ее. Однако, избавившись от одного гарема
История Марии меня не то чтобы поразила, и в прошлой жизни знавал я разные сюжеты нелёгких судеб. Вон, взять даже бабулю, дом которой сгорел вместе со мной. Всю семью потеряла. Но… Всеволодовна не стала бы торговать телом. Она скорее бы пристрелила Кулагина и пошла бы по этапу вслед за отцом. Брат? Да, проблема, но также решаемая.
Однако насторожиться история эта заставила. Не знаю, позволил ли бы я Маше уехать ко мне в поместье, если бы был более информирован заранее.
Не покидало предчувствие, замешанное на логике и знании характеров людей, что вице-губернатор Кулагин захочет вернуть свою игрушку. Если подходить к делу цинично и предельно рационально, то я должен был оставить Машу здесь, в Белоречке, и отправиться в поместье со свободными руками, уже точно без неё. Но мой взгляд то и дело устремлялся в сторону серьёзного, воспитанного и не по возрасту самостоятельного мальчугана, который точно ни в чём не виноват. Виновата ли Мария? Разум мне подсказывал, что нет. Разве что она могла бы отказаться, не пойти на поводу Кулагина, Найти возможность и способ сбежать намного раньше.
— Господин Шабарин, я не сочту вас человеком без чести, напротив с пониманием отнесусь к тому, что откажете в покровительстве. И была бы я одна, уже давно сбежала бы либо наложила на себя руки. Но я несу ответственность за своего брата. А ещё до недавнего времени я искренне надеялась, что и мой отец жив, что я смогу его вызволить с каторги. Так что… можете оставить меня, я прокажённая, за мною ходят несчастья, — сказала Мария и заплакала.
— Прекращайте немедленно лить слёзы. Мало того, что меня сейчас ваш брат вызовет на дуэль, вон он как на нас смотрит — так и я не люблю женских слёз. Я никаких слёз не люблю. Они никогда не помогают делу, — сказал я.
— Не буду. Простите меня за слабость, — будто бы обижено сказала Маша.
Я не стал реагировать на эти женские уловки или обвинять Марию в манипуляции. Наверняка подобное в исполнении Марии происходило интуитивно. Но я — не её мужчина, она не моя содержанка, не любовница, не сестра. Так что магия женская не действует.
— Вы приехали сюда раньше меня, что же, уже определились с постоем? Вы же забрали одну из комнат? — спросил я.
— Да, мы с братом заняли небольшую комнатку, — отвечала Маша.
— Дело решено. Я буду ночевать с вами, — заявил я и не сразу понял, почему Мария так скривила своё лицо.
А вот теперь мне стало стыдно. Нет, не потому что, вроде бы как, я какую-то непристойность предложил девушке, между прочим, проститутке, а потому что рядом с привлекательной особой думал больше о безопасности этой самой девушки, а не о том, что она привлекательна. Ну и что это за мужик, что не замечает женщину! Или же всё же я правильный мужчина?
Банально не хватает все места в комнатах. Как заботливый барин, я мог бы послать своих людей спать на конюшне. Там много сена, наверняка, мягко будет спать, а ещё и свежо. Где-то минут семь градусов это не мороз — это ведь свежесть. Но я видимо не заботливый барин, не думаю о том, как бы заколять своих людей.