Барракуда

Лунина Татьяна

— Ты что такая красная? — изумилась Ирина.

— А Кристиночку сегодня Емельянов на ковер вызывал, — небрежно доложила Марина Львовна и довольно провела рукой по взбитым крашеным куделькам.

— Всыпал?

— С чего бы? — «Наконец-то нашлись эти чертовы сигареты!»

— А почему тогда взъерошенная такая?

— Анекдот рассказал, — улыбнулась Ордынцева, направляясь к двери.

— Ой, мы тоже хотим послушать! — встрепенулась моложавая старушка.

— Нет, Марина Львовна, вам нельзя, он неприличный, — не поленилась обернуться Кристина. И невинно улыбнулась. — Такие — только для дружеских ушей или замужних дам.

Приткнувшись на подоконнике, выкурила подряд

три сигареты, но зато успокоилась. Пораскинула мозгами и пришла к выводу, что не все уж так плохо. Виталий, конечно, в курсе семейных дел блудливого дружка. Именно потому и спихнул в младшие редакторы: подавить безмозглый бунт против невинных шалостей таланта. Серость должна смиряться. Скоро поползут слухи о неудачном браке. Все, естественно, будут поддерживать гениального мужа и ругать взахлеб глупую жену. Зависть стрижет без разбору, ей дела нет, кто прав, кто виноват. И к этому надо быть готовой. С другой стороны, Емельянов все же предупредил о переводе, а мог спокойно этого не делать. Кто станет теперь церемониться с пешкой? Не тот народец ее окружает. Здесь разорвут любого, кто хоть на миг даст слабину. Просто нужно сцепить зубы, терпеть и пахать больше прежнего. Чтобы заткнуть всем рты и доказать, что она тоже не лыком шита. Кристина подстраховалась еще парой минут для полного спокойствия, убедилась, что выпустила пар и поднялась с подоконника. Проклятье, на колготках появилась дырка! Она глубоко вздохнула и направилась в укромный уголок скинуть с себя позорную рвань. Где-то в сумке иголка с ниткой, потом зашьет.

В туалете было пусто. Кристина заскочила в дальнюю кабинку, легко рассталась с предательским нейлоном, взялась за шпингалет. И услышала веселые голоса.

— Так что там с этим Ордынцевым? Давай здесь покурим, Нинуль, терпеть не могу под лестницей торчать!

— С мадам Ордынцевой, ты хочешь сказать.

Щелкнула зажигалка, понесло табачным дымком. Кристина застыла в тесной кабинке.

— Ну естественно, — хихикнула какая-то девица, — с него-то как с гуся вода.

— Сволочи, конечно, эти мужики, — вздохнула другая, — причем, все до единого, без разбору. Когда Лешка связался с той тварью, я его тоже сразу поперла. Ну ты помнишь?

— Нинка, не отвлекайся. Давай про Ордынцева, а то зайдет сейчас кто-нибудь, весь кайф сломает.

— А что «давай»? Я-то не знаю, свечку не держала, но, говорят, трахнул он ее подружку. Или сестру, черт их там разберет. В общем, кого-то из близких. А мадам не вовремя явилась домой и застукала их в постели.

Раздался неумелый свист.

— Серьезно?! Ведь он же намного старше ее, вроде, лет на двадцать, если не больше. Ну козел старый!

— Да ладно, какой он старый? В «Кинопанораме» недавно показывали — классный мужик, импозантный такой. Тот еще старичок!

Сплетницы захихикали, до Кристины донесся матерок.

— Ну трахнул, а дальше-то что?

— Как что? Турнула его мадам.

— После одного траха турнула такого мужа?! Да ни в жизнь не поверю! Что она — дура, что ли?

— Выходит так.

— Нет, там, наверняка, было что-то еще. Может, в глаз дал?

— Кому?

— Жене.

— За что? За то, что сам спит с другой? Запомни, дорогуша: дыма без огня не бывает. Нормальный мужик при молодой жене трахаться на стороне не будет, ведь, говорят, любил он ее очень. Ордынцев же бабник известный, а тут вдруг взял да женился. Невинной скромнице не окрутить такого. Видно, его мадам та еще штучка, наверняка, муженьку рога наставляла. Вот он и отомстил. Как говорится, невестке в отместку.

Девицы дружно расхохотались, потом полилась вода из крана, хлопнула дверь, и все стихло. Кристина дернула влево шпингалет, подошла

к раковине, пустила горячую воду, подставила руки под брызгающую струю и уставилась в зеркало: на нее смотрело чужое бледное лицо с застывшими глазами. Постояла так с минуту, а когда стало совсем горячо, аккуратно закрутила блестящий дешевый краник и вышла. На следующий день Ордынцева подала заявление на развод.

В ЗАГС он не явился. А новая печать, шлепнутая в паспорт безразличной рукой, дала понять, что гордая фамилия приказала долго жить.

В воскресенье затрезвонил телефон. Кристина как раз пылесосила, и потому звонки услышала не сразу.

— Алло, — подбежала, запыхавшись, к трубке.

— У отца сильный сердечный приступ, увезли на «скорой» в больницу. — сообщил мертвый голос. — Приезжай.

— Как? — оторопела она. — Я пару дней назад его в баре видела. Когда?

— Вчера. Врачи говорят, положение серьезное, — Ленка всхлипнула. — Он хочет тебя видеть.

— Давай адрес, я сейчас подъеду.

Елена продиктовала адрес и жалобно добавила сквозь слезы.

— Только не затягивай, пожалуйста, если хочешь его застать. Все, пока.

— Лен, подожди, — остановила ее Кристина.

— Что еще?

— А твоя мать в курсе?

— Нет, — отрезала дочка, — ей по фигу все это. Она замуж вышла и укатила давно в Штаты. Давай двигай, я в больнице. Жду.

Кристина заметалась по квартире. Господи, да как же это?! Ведь еще позавчера он столкнулся с ней в баре. Безразлично кивнул и прошел мимо. Ни «здравствуй», ни «до свидания» — чужой человек. А сегодня хочет ее видеть? Зачем? Чтобы упрекать, мириться, каяться? Проститься?! «Нет, нет, с ним все будет хорошо, я знаю! — дурацкий ключ никак не попадал в замочную скважину. Тут же против воли промелькнула мысль. — Если прощу, выживет, — и ужаснула жестокостью другая, — но я не прощу. Никогда!»

— Ну ты и стерва! Стерва-стерва-стерва, — бросали вслед бетонные ступени.

* * *

Кристина в ужасе застыла у двери. На узкой койке, под выцветшим клетчатым одеялом лежало жалкое подобие человека, который совсем недавно был ей всем: учителем, другом, любовником, мужем. И предателем. В носу торчала жуткая трубка, в вену под пластырем воткнулась игла, от которой тянулась вверх, к подвешенному пузырю, еще одна длинная трубка. Закрытые глаза не подавали признаков жизни, нос укрупнился, а небритые щеки впали, и цвет их был в тон потолку. Она на цыпочках прошла к стулу и уселась рядом. «Не реви, — строго приказала себя, — не над покойником. Он сильный, выкарабкается. И наснимает еще кучу фильмов, и перетрахает кучу подруг. Завести их для этого, что ли?» В носу предательски защипало.

— Черт!

— Не чертыхайтесь, леди, — прошелестело под капельницей, — я выберусь.

— Кто бы сомневался! — буркнула «леди», быстро провела рукой по глазам и пальцами вытерла нос. — Решил проверить нас на вшивость?

Ордынцев не ответил. Его дыхание было таким тихим, совсем неслышным. И Кристина вдруг вспомнила, что у нее на нервной почве бурчит иногда в животе. «Только бы не опозориться», — взмолилась она неведомо кому.

— Женя, а я тебя во сне сегодня видела, — принялась нести ерунду. — Как будто идем мы с тобой по траве, зеленой-презеленой, и ты говоришь мне: я купил тебе барракуду, Крысенок. Приручи ее и выгуливай на веревочке. А я отвечаю: не смеши, какая веревочка удержит? Она же скользкая, мокрая. Это ведь рыба, а не собака, да к тому же хищная. А ты засмеялся, подхватил меня на руки и кружишь, кружишь. И все время повторяешь: приручишь-приручишь-приручишь. К чему это, а?