Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
На одной из срединных улиц городка, неподалеку от базарной площади, увидел неказистую вывеску, прибитую к дверям одноэтажного домика с тесовой крышей. На вывеске — красным по черному — обозначено не очень ровно выведенными печатными буквами: «Слесарных, жестяных и медных дел мастер».
«Вот это по нашей части», — сказал сам себе Зиновий и отворил дверь, звякнувшую колокольцем.
В передней горнице размещалась мастерская. Как обычно, вдоль стен — верстаки-прилавки, заваленные всякой металлической рухлядью. Двое слесарных тисов, одни большие, другие поменьше, для тонкой работы; в углу
Мастер, он же, видимо, и владелец мастерской, не старый еще носатый мужчина, с крупными оспинами на щеках, заросших седоватой щетиной, с недоумением уставился на заказчика, явившегося с пустыми руками.
— Поклон вашей милости! — сказал Зиновий.
— Коли так, то здравствуй.
— Не знаю, простите, как звать-величать.
— Андреем Силычем кличут. А ты что, добрый молодец, свататься заявился?
Зиновий усмехнулся, покачал головой:
— Работу ищу.
— Ремеслу обучиться хочешь? — спросил Андрей Силыч.
— В ученье уже опоздал, — сказал Зиновий. — Может, мастером возьмете?
— Мастер я сам, — возразил Андрей Силыч.
— Двое будет, — сказал Зиновий. — Вон у вас сколько работы припасено.
— По какому делу мастер? — полюбопытствовал Андрей Силыч.
— По всякому. Могу по слесарному, могу по жестяному…
— Ишь ты… — промолвил Андрей Силыч, еще, видно, не решив, как поступить.
Потом, усмехнувшись чуть приметно, подошел к верстаку, достал внутренний дверной замок с торчащим из скважины ключом и протянул Зиновию.
— Глянь-кось, вот заело, ни туды, ни сюды. Может, докумекаешь?
Зиновий тоже с трудом удержал усмешку. Таких замков перебывало в его руках не один десяток, пока батрачил в мастерской у «Двух Харитонов».
— Фартук бы мне, хозяин, какой ни на есть, — попросил Зиновий.
Андрей Силыч принес ему фартук, Зиновий снял полушубок, засучил рукава косоворотки и занялся замком. Работал не торопясь, но споро.
Отвернул боковую планку, обнажил механизм, вынул заклинившийся ключ, подпилил его немного, проверил, попросил у хозяина масленку. Смазал замок, вставил ключ обратно в скважину, провернул с мягким лязгом раза два туда и обратно и протянул замок хозяину.
— По слесарному делу, парень, можешь, — сказал Андрей Силыч. — А звать-то как тебя?
— Зиновием.
— А паять можешь, Зиновий?
После того как Зиновий припаял к ведерному самовару отвалившийся кран, Андрей Силыч удовлетворился и спросил:
— Сколь тебе положить за работу?
— Сколько положите, — ответил Зиновий.
— Что это ты такой податливый? — удивился Андрей Силыч.
Зиновий не стал увиливать от прямого ответа, решил сразу прояснить отношения.
— Я человек подневольный, поднадзорный, — признался он. — Выслан из Москвы.
— Вот какое дело… — сразу сник Андрей Силыч. — За что же это тебя?
Раскрываться до конца Зиновий пока не стал.
— За товарища заступился, — пояснил он.
— Ну и что, что заступился?
— С городовым поскандалил, — сказал Зиновий. — Он меня в зубы. Ну и я ему сдачи дал.
Андрей Силыч внимательно оглядел Зиновия, как говорится, с ног до головы.
—
— Подходяще, — улыбнулся Зиновий. — С ног сбил.
— А потом?
— А потом посадили в Таганку. Год без малого продержали. Потом выпустили… и вон из Москвы.
— Понятно… — сказал Андрей Силыч.
Подумал минуту, другую, время от времени вскидывая глаза на молча стоявшего перед ним Зиновия, потом сказал:
— Это хорошо, что ты сам все рассказал. Верю тебе. Возьму в подручные. И жалованьем не обижу. Только с одним уговором. Чтобы здесь, в Коломне, без озорства. Чтобы тише воды, ниже травы. Мне вовсе не с руки с полицией дело иметь.
8
Так и началась, так и потекла непривычная для Зиновия спокойная, без треволнений и опасений, день на день похожая, размеренная жизнь.
Вставал рано, умывался в сенях холодной водой, а то и просто снегом во дворе. На столе уже дожидался завтрак, приготовленный заботливой тетей Настей: либо жаренная с салом картошка, либо рассыпчатая гречневая каша с русским маслом и обязательно чай с крепкой заваркой.
Работалось хорошо и весело. Никто над душой не стоял. Андрей Силыч, уверясь в мастерстве и добросовестности своего подручного, теперь добрую половину дня отсутствовал: добывал и закупал материал, подыскивал заказчиков. А когда и находился в мастерской, никакой докуки от него не было. Он за своим верстаком, Зиновий — за своим. Заказы стали выполняться быстрее. Зиновий уговорил хозяина завести порядок, принятый в московских мастерских: мелкий ремонт выполнять сразу, на глазах заказчика. Это новшество сразу увеличило поток заказчиков.
К тому же приметливый бабий глаз не упустил из виду и пригожести нового помощника Андрея Силыча.
В конце концов о молодом мастере узнали и в семействе самого Андрея Силыча, его супруга и дочка. Что взял на работу подручного и что парень в работе старательный, сказано было самим хозяином. Но о других его качествах Андрей Силыч особо не распространялся, и тем любопытнее было услышать недоговоренное из сторонних уст.
Катенька Старовойтова была девица на выданье, собою недурна, неглупа и нрава неробкого. К ней сватались, и не раз уже, но ни один из женихов не пришелся Катеньке по сердцу. А время-то идет да идет… И сама Катенька с нетерпением ждала, когда же объявится жених такой, который бы ей приглянулся. Поэтому-то слух о добром молодце, упавшем с московского неба в их коломенскую юдоль, не оставил равнодушными ни мать, ни дочь.
Первою на смотрины отправилась мать. Улучила день, когда Андрей Силыч с утра снарядился в Егорьевск на ярмарку, и заглянула в мастерскую.
И лицом, и статью парень оказался что надо. Дарья Степановна постаралась разговорить его, и Зиновий, которому нечего было скрывать — кроме того, что надо скрывать, — не уклонился от разговора.
Домой после смотрин Дарья Степановна возвращалась, можно сказать, в раздвоенных чувствах. С одной стороны, парень был пригож собою, умом не обижен и приятного обращения; с другой — успел в тюрьме побывать, да и в высылку попал, и по сей день под надзором полиции.