Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Крутая дорога вела их через редкий лес. Наконец они достигли высшей точки горного перевала.
— Езжайте вперед и откройте заставу, — приказала Тайн Ху, направляя своего скакуна к карете. — Что ж, Бару, приглашаю вас взглянуть на мои земли.
Бару ухватилась за ее руку — перчатка к перчатке — и с трудом взгромоздилась на круп коня Тайн Ху. Она держалась, как учили книги, не за всадника, а за заднюю луку седла. Скакун пошел рысью, и движение его не имело ничего общего с плавным ходом корабля.
— Легче. Не напрягайтесь.
Тайн Ху направила коня вперед. Проехав под
Перед ними открылась горная долина — весь Вультъяг лежал у их ног.
Лес заполнял долину от края до края. Тени облаков дрожали на вершинах деревьев, колеблемых ветром. Кривой стрелой неслись бурные воды реки Вультсниады. По берегам угнездились мельницы и деревни. А на севере, на нижней ступени гор, будто мост над бурной стремниной, возвышалась известняковая цитадель. Гигантский водопад струился в долину прямо из-под ее стен и пенился возле поднятых ворот шлюза.
Но как бы ни был прекрасен этот пейзаж, взгляд Бару устремился к воронам, ястребам и луням. Птицы парили в восходящих потоках воздуха высоко над лугами и скальными выступами. Они собирались в огромные конусы, казалось, протянувшиеся от крон деревьев и до самых туч.
Но не успела она начать счет, как Тайн Ху, выкрикнув что-то по–урунски, пришпорила коня и пустила его вскачь, вниз по крутой дороге, исчезающей между деревьев. К всаднице тотчас присоединились дружинники с княжескими знаменами. Бару вцепилась в луку седла в поисках компромисса между достоинством и безопасностью, стараясь задавить в себе внезапное, необъяснимое ощущение счастья.
Глава 8
Бару провела ночь в холодных гостевых комнатах замка над водопадом, слушая, как горные ветры воют среди башен. Позавтракав копченым лососем и вином, разбавленным водой, она отправилась на прогулку по владениям княгини Вультъяг.
Она незамедлительно поняла, что здесь процветает коррупция.
В первой же из прибрежных деревень ей встретились охотники. Они тащили к дубильне оленьи шкуры, подтрунивая друг над другом по–иолински. Лицом и цветом кожи Бару еще могла бы сойти за свою, но стоило ей заговорить, шутки разом смолкли. На вопросы охотники отвечать отказались, но от счетовода не укрылись ни их количество, ни размеры дубильни.
В каменоломне рабочие и члены их семей, едва завидев карету и княжеские знамена, разразились приветственными возгласами. Но когда Бару приблизилась к ним, они уже знали, с кем имеют дело. В толпе зашептались по–иолински: «Маска, маска…» — и Бару невольно напряглась. А люди уже прятали детей от посланца Пактимонта, от фалькрестской пешки, выслеживающей социальные пороки. Бару прошествовала сквозь толпу в полной тишине, оценив мускулы и мастерство каменотесов.
Впрочем, боялись ее не все. Некоторые согласились поговорить — кто на грубом афалоне, кто через переводчика.
— Моя семья работает с камнем сотни лет, — сказала светлокожая зеленоглазая женщина, передав вопящего младенца кормилице. — Мои предки выстроили для стахечи столько домов, что хватило бы на дюжину городов. А я только год
на моего младшенького — он вытянул из меня больше меловой пыли, чем молока. Но, может, это ему только на пользу.
Говорила она с любовью и явно не боялась ни суровых зим, ни гибели сыновей.
На деревенской площади упражнялись дружинники — длинные копья, блестящие щиты, огромные медвежьи шубы… Прекрасно обученная, дисциплинированная фаланга.
— Это Сентиамуты, — пояснили ей. — Их семья даже в Пактимонте славится верностью на службе нашей княгине. А крой своих фамильных медвежьих шуб они держат в глубокой тайне.
«Местные знаменитости… Я тоже знакома кое с кем из этой семьи», — подумала Бару.
Все, что увидела Бару, срослось в одну загадку, общую для всех владений Тайн Ху. А заключалась она в том, что здесь не было голода.
В Вультъяге имелась каменоломня. Каменотесам требовалась физическая сила, а значит — и хорошая еда. Но долина была слишком плодородной. В лесах можно было охотиться и собирать грибы и ягоды, в реке — ловить рыбу и солить ее на зиму. Однако запасов хватило бы лишь на пару деревень. Без хлебопашества и скотоводства ремесленники, каменщики и их семьи вымерли бы от голода.
Значит, зерно и оливки доставляли в Вультъяг но реке, которая впадала в великий Инирейн (замечательное название, означавшее «Ток света»), или — сушей, через узкий горный перевал, вероятно, непроходимый в зимние месяцы. Но вначале провиант следовало купить или выменять. Для бартера у Тайн Ху и ее крепостных имелись камни — в том числе и драгоценные, а еще древесина, охотничьи соколы, ястребы и, конечно же, пушнина (местные охотники никогда не дремали). Но обмен неэффективен и ненадежен. Должно быть, Тайн Ху закупает провизию оптом, каждую осень молясь о милости рынка и благополучном транзите.
Но для крупных закупок требуются фиатные деньги! Их-то княгиня может получить, сбывая меха, драгоценные камни и прочие товары своему западному соседу Отсфиру. Ну а тот, в свою очередь, переправляет все это по Инирейну на побережье и продает… несомненно, он получает большую выручку! А без фиатных билетов Маскарада здесь никак не обойтись: княгине нужно рассчитываться с Отсфиром, а Отсфиру надо расплачиваться с прибрежными князьками. Последние тоже
вожделеют фиатных билетов, чтобы получить максимальную выгоду. Таким образом, вся экономическая система держится на фиатных билетах.
В общем, народ Вультъяга работал в долине, производя товары в обмен на еду. И, как всякое натуральное хозяйство, Вультъяг был обречен на бедность, перебиваясь от весны до осени, а затем — снова до следующей весны. Экономика Маскарада научила Бару, что богатство достается тому, кто находится на вершине производственной цепочки.
Однако бедностью тут и не пахло.
Деньги переходили из рук в руки повсюду. Хруст бумажных купюр оглашал деревенские рыночные площади, конюшни, мельницы и лесопилки. Вокруг прибрежных деревушек высились прочные ограды и свежеоструганные частоколы. Команды наемных черпальщиков с ведрами относили нечистоты в реку и держали улицы в чистоте.