Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Слушая Каттлсона, Бару разложила но пунктам его план. Губернатор посодействует Латеману в стремлении занять ее должность. Также поддержит он и брак Латемана с дочерью своего лучшего союзника среди князей — и вдобавок ближайшего друга. Таким образом в его руки перейдет канцелярия счетовода, что еще сильнее привлечет к нему лояльных князьков. Умно и ловко!
Интересно только, кто подсказал все это Каттлсону.
— Кто является моим противником? — осведомилась Бару, чтобы выигрывать минуту–другую.
Каттлсон расправил плечи и гордо
— У вас — неделя. Бару, через семь дней мы с вами встретимся на площади перед Фиатным банком, в полдень. Без доспехов. До первой крови.
— Но кто…
Внезапно осознав, что к чему, Бару стиснула зубы, чтобы не выдать своего изумления.
Каттлсон с отеческой печалью человека, уверенного, что он здесь — единственная опора здравого рассудка, невесело улыбнулся.
— Да, Бару, мы с вами встретимся, — повторил губернатор.
Бледнолицый прилип к Бару, будто ремора [15] . Похоже, избавиться от него не было никакой возможности.
Она пыталась говорить с ним, но он оставался нем как рыба. Бару решила поработать, но не сумела сосредоточиться. Хоть он и соблюдал приличествующую дистанцию, она сомневалась, что он пристально следит за ней. Да и как она могла изучать счетные книги, зная, что всем ее надеждам скоро придет конец! Мер Ло — тот прямо обходил человека–ремору па цыпочках, охваченный тем же трепетом, что и Бару (или обладая некими тайными знаниями о его способностях и склонностях).
15
В греческой и римской мифологии — огромная рыба с присоской на голове, мешающая судам.
Стемнело. Бару отправилась в жилые комнаты, и бледнолицый потащился за ней. Скрестив руки на груди, она крутанулась на месте и преградила ему путь. Тогда он в первый раз заговорил. Голос его звучал мягко и рассудительно.
— Я не могу причинить вам вреда. Я — лишь орудие. Я способен увидеть опасность и предотвратить ее. Более ничего.
— Посторонних мужчин в моей спальне не будет! — рявкнула она.
Голос ее звучал хрипло — от разочарования. Как такое могло случиться? Разве еще вчера она не чувствовала, что подчинит своей воле свою судьбу и все в Ордвинне в придачу? Что она видит — очередную тернистую дорогу? Как же Каттлсон смог ворваться к ней и уничтожить все это одним–единственным разговором?
Чего стоит власть кошеля и монеты, если ее не хватает на то, чтобы выгнать из собственного жилища чужака?
— Я не мужчина, — терпеливо объяснил очищенный. — Я — орудие, инструмент, с рождения нормализованный лекарством и звонком. Я должен служить и выполнять свой долг.
Увы, он не собирался оставить Бару в одиночестве!
«Значит, придется мыться и переодеваться в его обществе», — сказала себе Бару и приуныла. А она–то думала, что
Конечно, она не забыла о шумных помывках на борту «Лаптиара», но на корабле, по крайней мере, все делалось сообща. А сейчас в ее башне поселился странный персонаж с пристальным немигающим взором. Порой Бару казалось, что человек-ремора и не дышал! Натягивая на себя ночную рубашку, она решила выказать ему гордое презрение, заявив с уверенным таранокийским бесстыдством: «Да, это мое тело, и что с того?» Но стыдливость стала привычной для Бару и настолько въелась в нее за последние годы, что она так и не сумела повернуться к нему лицом.
Но с прагматической точки зрения разницы не имелось: обнажена она была или нет, взгляд человека–реморы не менялся.
Он нес свою вахту молча… и круглосуточно.
В итоге Бару махнула на него рукой и уснула.
На следующий день Бару хотела прогуляться на улицу, но стражники капитана Лодемона не выпустили ее. Лодемон настаивал на том, что она должна оставаться в башне, пока таинственный визитер не будет арестован. К сожалению, печать технократа не помогла: капитан принял суровый вид и приосанился.
Разочарованная Бару подумала о фехтовании. Вместо работы она принялась упражняться в своем кабинете, где с кряхтеньем старалась избавиться от раздражения под пустым взглядом очищенного.
Средство к спасению принес Мер Ло.
— Письмо, ваше превосходительство! Из стопки срочных! — Мер Ло покосился на бледнолицего. Взгляд очищенного подавлял; наверное, Мер Ло уже почудилось, что над ним навис гигантский микроскоп. — Штамп гласит: «В собственные руки, не для посторонних».
Капитан Лодемон, скрепя сердце, подчинился.
Развернув лист дешевой тряпичной бумаги, Бару прочла: «Их выводят и нормализуют в Фалькресте. Прибыли с тем же кораблем, что и новость о Зюйдварде. Подчиняются губернатору, но мне переданы слова власти над ними, для ограничения могущества Каттлсона. Запомните и ваше слово — «вздохнуть». Приказа он не нарушит, зато будет слушать вас. А нам нужно поговорить. Найдите способ».
Бару перечла письмо дважды, кивнула и вернула Мер Ло.
— Уничтожить. Ответ последует вскоре.
«Прибыли с тем же кораблем»… Значит, реморы были и на Тараноке. Вероятно, вынюхивали крамолу. Охотились на наших мятежных матерей и их мужей.
Ночью человек–ремора вновь последовал за ней в жилые комнаты. Бару собиралась приберечь слова до какого–нибудь ключевого момента и удивить врагов, по затем передумала. Какой в этом смысл? Каттлсон держит ее взаперти, ей разрешено только строчить послания и корпеть над счетными книгами.
Бару посмотрела на человека–ремору в упор и произнесла:
— Вздохнуть! Назови свое имя.
— Чистый Лист, — без колебаний ответил он.
Простую черную полумаску, казалось, намертво припечатали к его молочно–белой коже.