Барышня ищет разгадки
Шрифт:
— Скажите, госпожа Фань-Фань, отчего ваш соотечественница выходит на охоту за людьми? Она в самом деле рождена тёмной и злобной? Или же дело в другом? — продолжал спрашивать Болотников.
— Она молода и бестолкова, — отрезала Фань-Фань. — И делает это потому, что может. Да, человеческая жизнь и человеческая душа даёт силы и мощь, и в давние времена случалось, что иные представители нашего народа принимали жертвы от людей. Но мир меняется, и если мы хотим остаться в нём, нужно учиться жить с людьми. Линь-Линь молода, ей всего семьдесят с чем-то человеческих лет. Она не умеет и не желает
— Как так вышло, что его везли в Москву в клетке? — спросила я.
— Племянник императрицы так выразил своё уважение князю, что долгое время провёл в Запретном городе от имени вашего императора. Конечно же, он полагал, что Цинь-Цинь сожрёт князя, но вышло иначе.
— И… наша лисица хотела отомстить?
— Хотела, да.
— И, полагаю, отомстила? — подключился Болотников.
— Вполне.
— И где же она теперь?
— Я думаю, неподалёку, — ответила Фань-Фань.
— Неподалёку — это значит в городе, или? — Болотников не сводил с неё недоверчивого взгляда.
— И в городе, и не очень далеко от дома господина Черемисина. Или же отсюда. Есть некий предмет, без которого она не покинет город ни за что. Он ей… очень важен, и сейчас находится у меня. Линь-Линь будет стараться забрать его во что бы то ни стало.
— Что это за предмет и почему он ей так важен?
— Поверьте, важен, — кажется, в этом вопросе Фань-Фань не готова делиться подробностями?
— И вы можете показать его нам?
— Показать — могу, — кивнула она. — Но отдать не отдам.
И легко улыбнулась.
— Отчего же? Не доверяете? — сощурился Болотников.
— Считаю, простите и не держите зла, что должна сама видеть, как вы будете говорить с Линь-Линь. На мой взгляд, она была неправа, и вам есть, за что спросить с неё. И она должна ответить. Но я буду при том, и прослежу, чтобы… чтобы все остались благополучны. Уже достаточно смертей, не следует их множить.
— Её же невозможно убить? — влез Пантелеев.
— Но возможно развоплотить, и она долго ещё будет искать себе новое воплощение. Вдруг кто-то решит отомстить ей, и посадит её в клетку князя Бельского? Демон не должен сидеть в клетке.
Я прямо задумалась — как можно надавать по мозгам юному зарвавшемуся демону, чтобы больше не пакостил и не жрал людей?
— И что же мы можем потребовать с юного, одарённого, многообещающего демона? — поинтересовался Соколовский.
— Вам она определённо должна, потому что стала причиной вашего нездоровья, не имея к тому никакого весомого повода.
— Как же, я не давал ей доесть мою сотрудницу, — усмехнулся Соколовский.
— Вашей сотруднице она тоже должна, — пожала плечами Фань-Фань. — Госпожа Филиппова не нападала на Линь-Линь, Линь-Линь напала первой. Воспитанные демоны в наше время так себя не ведут, не должны. Понимаете, вы в силах уничтожить её. Но нужно ли это делать? — и она внимательно посмотрела
— Вы встали за эту дрянь, госпожа, оттого, что одной с ней крови? — усмехнулся Пантелеев.
— Не вполне одной, — ответила Фань-Фань, — но она ко мне в целом ближе, нежели вы. Нет, она мне не родня, но как люди стоят друг за друга перед всяким прочим… приличные люди, я имею в виду, так и те, кто по рождению людьми не является, должны держаться друг друга.
— Как по мне — уничтожить, и дело с концом, — махнул Пантелеев рукой. — Каким законам она подчиняется?
— Она не является подданной вашего императора. И не присягала ему. Как и никому из ныне живущих властителей. Вряд ли Линь-Линь согласится выбрать себе хоть какого, слишком уж они сейчас… неоднозначны.
— Но мы не можем оставить её безнаказанной, её жертвы взывают к отмщению!
— И как же вы планируете её… наказать, господин Пантелеев? — Фань-Фань снова легко улыбнулась.
— Что полагается убийце? Каторжные работы?
— Сбежит, — покачала головой Фань-Фань. — А сажать её в волшебную клетку на годы не позволю уже я.
Конечно, звучало дивно — сидит мелкая пигалица, и рассуждает, что кому позволит. Но… я не знаю, видел ли Пантелеев мощное чешуйчатое тело и когтистые лапы, намного сильнее, чем у лисицы. Почему-то мне кажется, что не видел.
— Вы можете что-то нам не позволить? — нахмурился он.
Она же не шелохнулась… но на пару ударов сердца в облике её проступили нечеловеческие черты. Глаза, как огранённые камни, над ними — рога и гребень, и шевелились усы, и сверкала чешуя, и показались зубы. О нет, не декоративное существо, и даже не травоядное. Хищное и очень опасное.
— Госпожа Фань-Фань может позволить нам или же не позволить всё, что угодно, — покачал головой Болотников. — И поэтому давайте договариваться. Скажем, я бы выслушал нашу лисицу, вот как сейчас — госпожу Фань-Фань.
— Чего её слушать-то, нелюдь поганую, — пробормотал Пантелеев, но услышали все.
— А кто-то в этот момент думает о вас, Семён Игнатьевич, что-то подобное. И если это существо обладает достаточной силой и могуществом, то может ведь не только подумать, но и осуществить свои замыслы? — поднял бровь Соколовский.
— Вас мало не додрали, — буркнул Пантелеев, — раз вы ещё жалость тут разводите.
— Жалость? — изумился Соколовский. — Вовсе нет. Я бы сказал — разумная осторожность.
— Или вас привлекли её слова о том, что та нелюдь вам что-то должна? Так это же нелюдь, кому должна — всем простит. Следы хвостами своими заметёт и утечёт дальше людишек жрать.
— Нужны гарантии, госпожа Фань-Фань, чтобы дальше людишек-то не жрали, Семён наш Игнатьич прав, — покачал готовой Болотников.
— И если я заставлю Линь-Линь пообещать, вы мне не поверите, — усмехнулась драконица.
— Очевидно, поверят не все. Но мне кажется, я знаю, кто бы мог нас рассудить, только вот пока мне не удалось наладить связь, там всё непросто. Но я попробую ещё раз, а пока — вы готовы пообещать нам, что не будете пытаться сбежать, скрыть от нас тот предмет, в коем, по вашим словам, нуждается беглая лисица, и который будет стараться вновь обрести, и скрыть от нас саму лисицу?