Барышня ищет разгадки
Шрифт:
Туда и дорога, мстительно подумала я.
Тем временем появлялись и прочие участники совещания. Прибыл Зимин, приветствовал всех и сразу же прошёл к креслу Соколовского. Водил светящимися ладонями, держал то за одну руку, то за другую, и что там ещё целителям положено делать.
— Ну ничего, ничего, скоро и вовсе на поправку пойдёте, — говорил он. — Но ещё минимум неделю — никаких погонь, никаких допросов, никакой охоты ни на нежить, ни на демонов, ясно?
— Ясно, — отвечал ему Соколовский. — А через неделю? Можно?
— А там видно будет, по состоянию по вашему решим.
— А если наша лисонька нарисуется?
— А у вас теперь ещё один некромант есть, — и кивает
А я что? А я ничего. Некромант, да. Как есть некромант.
Прибыл Гордей Платонович, приветствовал хозяина дома, всех прочих, и приземлился на стул возле меня.
— Как вы, Ольга Дмитриевна? Зимин говорил, что в целом в порядке, и я очень рад видеть вас.
— Благодарю, уже в самом деле похоже на порядок. В понедельник собираюсь на службу — если, конечно, ничто более серьёзное меня не отвлечёт.
— Отрадно весьма, — улыбнулся он. — Может быть, есть шанс, что наш демон сбежал и более не возвратится?
— Сомнительно, — вздыхаю я. — Вдруг захочет доесть Михаила Севостьяновича? — и киваю на хозяйское кресло.
Тот, правда, усмехается.
— Меня, выходит, не так-то просто съесть, — и ведь улыбается ещё! — Зря, что ли, наше чудище заморское взялось меня когтями драть?
И кто ж знает, до чего бы мы ещё договорились, но — последним из нашей команды прибил Черемисин. И привёл с собой госпожу Фань-Фань.
С ними тоже поздоровались, а потом Болотников дождался, пока Алексей разольёт всем чай, и покинет нас, запер от подслушивания гостиную и сказал:
— Итак, что же мы имеем? Бельский мёртв, я, конечно, буду настаивать на посмертном допросе, но что-то мне подсказывает, что ничего он нам уже не расскажет. Демон сбежал, и концов мы пока никаких не нашли. Однако же, нашу историю необходимо завершать. И поэтому я желаю послушать госпожу Фань-Фань, — он внимательно взглянул на китаянку.
Та ответила не менее внимательным взглядом, а я вспомнила чешуйчатое тело в фойе. В человеческом обличье она совсем не такая — маленькая, худенькая, никак не подумаешь, что может перекинуться в такое вот чудище. И что вообще такие чудища могут жить с нами бок о бок.
Черемисин принялся, очевидно, переводить, но она только отмахнулась.
— Я понимаю всё, что сказано. И смогу ответить так, что меня поймут, — сказала она на чистом русском языке.
Черемисин вытаращил глаза, а Болотников лишь усмехнулся — подозревал, да?
— Что же, тогда мы внимательно вас слушаем, почтенная госпожа Фань-Фань.
— О чём желает услышать ваше высокородие? — Фань-Фань смотрела на Болотникова, не сводя глаз.
— О том, откуда вы все здесь взялись, — ответил тот.
Мне послышалось, или требовательности в голосе поубавилось? Впрочем, глава губернского магического управления тоже не сводил глаз с китаянки.
— О, это легко. Я расскажу. Много лет я служила великой императрице, но после её кончины мне пришлось скрыться, ибо настроения при дворе, в народе и обществе не позволяли мне чувствовать себя в безопасности. Я провела некоторое время в странствиях, и осела в вашем городе, потому что он с одной стороны весьма удалён от всех центров мировой политики и от войн, а с другой — обладает достаточным уровнем цивилизации. Здесь я могу переждать какое-то время… и если на родине моей успокоятся революционные настроения, вернуться туда. Господину Черемисину доложили обо мне, как чиновнику, ведающему всяческими приезжими, он взглянул на меня и предложил мне покровительство. Я же в ответ предложила ему помощь в тех делах, какие окажутся мне по силам. Мы отлично понимали друг друга, и союз наш был выгоден обеим сторонам. Когда появилась Линь-Линь, я предложила сразу же отправить её обратно, но господин
Она замолчала и поклонилась Болотникову — мол, спрашивайте, если что-то нужно.
У меня возникло множество вопросов, и первый — почему столь могущественное существо было вынуждено бежать, но я здесь не главная, пускай сначала спрашивают другие.
— Что же, выходит, вы были приближённой Императрицы-Орхидеи? — спросил Болотников.
— Всю её придворную жизнь. А до того — её свекрови. И… некоторых других.
Сколько-сколько ей лет? На вид — юна и прекрасна, едва ли не моложе меня.
— И отчего вы не остались в Запретном городе после смерти вашей… покровительницы? Подопечной? — продолжал расспрашивать Болотников.
— Оттого, что у тех, кто рвался к власти, тоже были приближённые демоны, — пожала плечами Фань-Фань. — И я вовсе не желала выяснять, кто сильнее. Я покинула Поднебесную — и никого не волнует, где я и что со мной. Вот если бы я осталась, тогда многим было бы важно, с кем я и кого готова поддержать. А я пока… не готова поддержать никого.
Вроде бы кто-то говорил, что в Китае неспокойно? Не то прямо революция, не то что-то, очень похожее? И она не захотела поддержать ни одну из сторон? Что ж, я её понимаю.
— И после Запретного города — вы готовы жить здесь, у нас? — кажется, Болотников всё ещё не до конца верил в сказанное.
Но моё внутреннее ощущение говорило, что Фань-Фань сейчас правдива.
— Готова, — кивнула она. — Здесь тихо и спокойно, и я могу заботиться только о себе… могла. Сдаётся мне, теперь уже нет.
— И… в каких же делах вы способствовали Дмитрию Львовичу? — был следующий вопрос.
— В делах, касающихся моих соотечественников, и только, — она смотрела прямо и не отводила взгляда.
— Ну что, Львович, рассказывай и ты, — теперь Болотников вцепился взглядом в Черемисина.
— Госпожа Фань-Фань всё сказала, — мрачно ответил тот.
— Да нет, не всё. Лисицу-то ты где отыскал?
— В Нижнеудинске. Пробиралась по железной дороге на запад, дурила головы и служащим, и жандармам, и я так понимаю, что временами кого-то ела. Увидел — прикидывалась потерявшейся китаяночкой, строила глазки, никак не ожидала, что заговорю с ней по-китайски. Согласилась следовать в город со мной. Я и знать не знал, кто она такова и чем опасна, свои хвосты она мне ни разу не показывала. Привёз домой, показал госпоже Фань-Фань, сказал — бери себе в услужение, если хочешь, куда её девать-то теперь, далеко ж не уедет, поймают, не пожалеют. Госпожа глянула и велела ей в комнату зайти, и дверь за собой заперла. Я думал, они там сожрут друг друга на месте, так орали, и я ни словечка не понял. Но потом отперли дверь, и госпожа сказала, что Линь-Линь остаётся. Но ей не дозволено покидать пределы дома — так и сказала прямо, не дозволено. Но куда ж там не дозволено, она ж такая, ты в дверь — она в окно. Сбегала, возвращалась. Я и не думал, что все наши жертвы — от неё. Думал — просто дурная, потому что молодая и потерялась. А она, значит, не потерялась и не молодая, а просто дурная. Тьфу.