Барышня ищет разгадки
Шрифт:
— Смотрите-ка, — Болотников вдруг тихонько тронул меня за рукав.
Фань-Фань вплыла в залу, как будто не ноги у неё были, а что-то иное, или не две, а восемнадцать, и все маленькими аккуратными шажочками несут её по паркетному полу. Она сегодня оделась в традиционный наряд своей родины, и он в этой пёстрой толпе смотрелся необыкновенно уместно.
— Отлично выглядит, — признала я.
— Которая из них? — усмехнулся он.
Я посмотрела внимательно… тьфу ты, китаянок оказалось две!
Примерно одинакового роста,
Тут объявили польку, и обе китаянки оказались нарасхват. С одной встал в пару вынырнувший из толпы Черемисин, другую тотчас же пригласил кто-то, мне неизвестный, или я его пока не узнала.
— Что же, пойдёмте, вас и оставлять неловко, и отпускать нельзя, мало ли, — Болотников с усмешкой подал мне руку.
Я даже и не думала, что он танцует. А он танцевал, и преотлично — легко и уверенно. Не скакал, а ведь глыба такого масштаба могла всех просто насмешить. Скользил по паркету легко и непринуждённо. Танцевать с ним было вовсе не так, как с Соколовским или Липиным, но — ничуть не хуже.
Полька завершилась, и Соколовский возник рядом с нами — вынырнул из теней.
— Видели? — кивает в сторону, где можно разглядеть причёски обеих китаянок.
— Видели, уж обсудили, — вздыхает Болотников. — И что там видно?
— Одну из них мы совершенно точно встречали в твоём доме в субботу, а что за зверь вторая, я пока не разглядел. Нужно подобраться поближе. Идёмте, Ольга Дмитриевна? — Соколовский берёт меня под руку.
— Идёмте, — киваю я.
Мы пробираемся через толпу, выходим на место посвободнее, и наталкиваемся на знакомую даму, даже и без маски. Ой, это же Ариадна Яковлевна, супруга купца Вострова.
— Здравствуйте-здравствуйте, — щебечет она. — Ольга Дмитриевна, я рада вас видеть. Михаил Севостьянович, вы совсем нас забросили, в гости не приезжаете, к себе не зовёте! Как это на бал-то выбрались, не иначе, снова морозы завернут!
— Служба, — кланяется Соколовский с улыбкой.
— Служба службой, а дружба дружбой, так? — грозит она ему пальчиком. — Ольга Дмитриевна, скажите же, как ваш жених отпустил вас из Москвы на эту самую службу. Неужели он не опасается, что вы можете просто не вернуться? У нас здесь тоже кавалеры хоть куда, — смеётся эта змеюка.
— Я думаю, об этом не стоит волноваться, — говорю, а сердце почему-то колотится.
Вострову кто-то отзывает, Соколовский не смотрит на меня и говорит:
— Я попробую позвать к нам госпожу Фань-Фань, — и тоже растворяется в толпе.
Объявляют следующий танец, я не знаю этого названия, в Москве не встретилось. И возле меня, почти что как некромант из теней, возникает Бельский.
— Добрый вечер, госпожа Филиппова. Не уделите ли мне минутку внимания? Прошу вас проследовать за мной.
— Добрый вечер, ваше сиятельство. Боюсь, я должна дождаться кого-либо из моих спутников.
—
А я, к своему ужасу, обнаруживаю, что иду за ним, как пришитая, и не могу ничего с этим поделать. Ноги всё равно что сами передвигаются, и не слушаются никаких команд мозга.
Я даже не могу обернуться и посмотреть — увидел ли кто-нибудь мой спешный уход.
25. С бала в бой
25. С бала в бой
Мы просачиваемся в узкую дверку, проходим мимо концертного зала — в нём выступают заезжие и местные артисты, и узким коридором выворачиваем в большое пустое помещение. Узнаю его — это фойе, здесь собираются зрители перед началом концерта, прогуливаются и обмениваются новостями, а иногда и пьют местное игристое вино, если повод для концерта располагает. Сейчас же здесь темно, люстры не горят, но Бельский подсвечивает себе путь осветительным шариком.
— Стойте здесь, — велит он мне, и я в самом деле вынуждена остановиться у колонны, потому что не могу сделать ни шага, ни движения.
Да я и закричать-то не могу, потому что голосовые связки мне не подчиняются.
Полная беспомощность, необыкновенно унизительное состояние. Что, Оля, думала, что стала великим магом? А вот получи теперь. На всякого великого мага найдётся… ещё более великий. А Бельский именно что весьма мощный и умелый маг, сколько десятилетий он копил свои силы? И я совершенно не понимаю, могу ли что-то противопоставить ему. Ну да, у меня совсем другая сила, с его силой не стыкующаяся. Но ему это нисколько не помешало. А мне?
Он творит какой-то ритуал, я такого не знаю и не понимаю, что именно он делает и что хочет получить. А он рисует на паркетном полу какой-то геометрический орнамент светящимися линиями и напитывает их силой.
Это даже красиво — как постепенно разгораются контуры, разными цветами — алый, белый, зелёный, синий, лиловый… знать бы ещё, что всё это обозначает. Но я не знаю, и моя единственная надежда — что Болотников и Соколовский увидят, что меня нет в зале, и отправятся искать.
— Шаг вперёд, — командует Бельский, моё тело послушно шагает и останавливается в центре этой дурацкой штуки.
Дышать и то становится трудно, не то, чтобы что-то предпринимать.
Стоило мне установиться в центре, как все линии рисунка погасли. Не было и нет. И темноту рассеивает только малый и слабый осветительный шарик у меня над готовой.
А Бельский отступает в темноту и принимается нараспев говорить… по-китайски? Наверное. Я-то не знаю, и видимо, теперь уже и не узнаю, так?
Мне страшно, будь у меня свободное тело — я бы вопила и паниковала, а тут — никакой паники, никаких воплей. Что ж, тем проще сохранить лицо. Это важно — сохранить лицо.