Базар житейской суеты. Часть 2

Теккерей Уильям Мейкпис

Амелія общалась повиноваться, и тутъ же, не длая значительныхъ усилій надъ своимъ сердцемъ, взяла изъ своей шкатулки дв или три бездлки, полученныя въ подарокъ; но когда дло дошло до писемъ, она вынула ихъ изъ таинственнаго убжища, гд они хранились, и начала читать ихъ, вс до одного, читать пристально, благоговйно, какъ-будто и безъ того она не знала ихъ наизустъ. Неужели ей разстаться съ этимъ единственнымъ сокровищемъ отъ прежней жизни? Нтъ, это свыше ея силъ. Она положила ихъ опять на свою грудь, какъ мать, которая, случалось ли вамъ видть это? — прижимаетъ къ своимъ устамъ и лелетъ на своихъ рукахъ умершаго младенца. Амелія почувствовала, что она умретъ или сойдетъ съ ума, какъ-скоро судьба лишитъ ее и этого послдняго утшенія. Какъ, бывало,

она краснла и расцвтала, когда приходили эти письма! Какъ билось ея сердце, и съ какою торопливостью она убгала въ свою комнатку, чтобы прочесть ихъ наедин, втихомолку! Нтъ нужды, что они были иной разъ холодны какъ ледъ; любящее сердце молодой двушки съ непостижимымъ искусствомъ умло открывать въ нихъ искры пламенной и нжной страсти. Случалось, черезъ нихъ проглядывалъ какой-то странный и наглый эгоизмъ, нтъ нужды: Амелія всегда умла извинить своего благороднаго и великодушнаго друга.

И надъ этими ничтожными бумагами задумывалась теперь молодая двушка, не зная себ покоя ни днемъ ги ночью! Она жила въ своей прошедшей жнзни, а каждое письмо припоминало ей какую-нибудь подробность изъ похожденій возлюбленнаго друга. Какъ хорошо она помнила его рчь и взоры, его костюмъ. Вс его жесты при томъ или другомъ свиданіи! И Джорджъ Осборнъ не существуетъ боле для миссъ Амеліи Седли! Его письма — единственные остатки затухшей страсти и единственное занятіе ея жизни. Она будетъ ихъ читать и перечитывать до послдняго вздоха ея груди.

На смерть смотрла она съ невыразимою отрадой. Тамъ, за могилой, думала Амелія, ни что мн не помшаетъ слдовать за нимъ.

Не думайте однакожь, что я пишу панегирикъ этой героин или выставляю ее за образецъ подражанія для пріятельницы моей, миссъ Буллокъ. Сія послдняя двица не нуждается въ моихъ совтахъ, и превосходно знаетъ, какъ, въ томъ или другомъ случа, должно сообщать направленіе своимъ джентльменскимъ чувствамъ. Миссъ Буллокъ никогда бы не довела себя до тхъ крайностей, въ которыя, по неопытности и неблагоразумію, была вовлечена миссъ Амелія Седли. Что за разсчетъ отдать невозвратно свою любовь, пожертвовать своимъ сердцемъ, не имя впереди ничего, кром голословнаго общанія, которое можно нарушить въ одну минуту?

Еслибъ Амелія могла слышать, какія комментаріи длались на ея счетъ въ джентльменскомъ кругу, откуда она изгнана банкротствомъ отца, она увидла бы, въ чемъ состояло ея преступленіе, затмвавшее ея нравственный характеръ. Мистриссъ Смитъ положительно была уврена, что такой втренгицы свтъ не производилъ; мистриссъ Браунъ всегда, можно сказать, съ ужасомъ смотрла на такую страшную фамиліярность съ молодымъ человкомъ, и всегда на этотъ счетъ предостерегала своихъ милыхъ дочерей.

— Ну, разумется, не жениться же капитану Осборну на дочери банкрота, говорили двицы Доббинъ. Довольно и того, что фамилія обманута отцомъ. Чтожь касается до этой малютки, Эммы, глупость ея ужь право превосходила все…

— Все… что? заревлъ кептенъ Доббингъ. Разв они не были помолвлены съ дтскихъ лтъ? И чемъ, желалъ бы я знать, неровенъ этотъ бракъ? Какая безумная душа осмлится заикнуться дерзкимъ словомъ противъ этого чистаго, невиннаго, нжнаго созданія— противъ этого ангела въ женскожъ тл?

— Потише, Вилльямъ, потише, сударь, мы не мужчины, возразила миссъ Дженни. Мы не можемъ сражаться съ вами. И что жь такое? Мы ничего не сказали противъ миссъ Седли, кром того, что ея поведеніе было до крайности неблагоразумно — чтобъ не называть его худшимъ именемъ — и что ея родители принадлежатъ къ извстной пород людей, которые вполн заслужили свое несчастье.

— Ужь не хочешь ли ты самъ, Вилльямъ, посвататься за миссъ Седли? спросила миссъ Анна саркастическимъ тономъ: въ добрый часъ; сердце ея свободно. Хи, хи, хи! Какая чудесная партія… хи! хи!

— Мн жениться на миссъ Седли! воскликнулъ Доббинъ, красный какъ жареный гусь, и съ трудомъ удерживая порывы сильнйшаго негодованія. Думаете ли вы, милостивыя государыни, что она способна

играть своими чувствами, такъ же какъ вы? Смйтесь надъ этимъ ангеломъ, подскрыливайте надъ нимъ сколько угодно, она васъ не услышитъ. Какъ тутъ не смяться? она беззащитна и несчастна, слдовательно, вы можете обижать ее вдоволь. Ну, миссъ Анна, продолжайте: вы шутите очень мило, и вс мы съ удовольствіемъ слушаемъ ваши остроты.

— Говорю теб опять, Вилльямъ, мы не мужчины, замтила миссъ Анна.

— Да, клянусь честью, я очень жалю, что все это мн сказано не мужчиною, проревлъ этотъ неукротимый британскій левъ. Еслибъ какой-нибудь мужчина осмлился произнести противъ нея обидное слово, я увидлъ бы, чортъ побери, какой у него лобъ, чугунный или мдный. Но мужчины не говорятъ такихъ вещей, миссъ Анна, женщины одн только умютъ шушукатъ, пищать, визжать и сплетничать, какъ-скоро рчь заходитъ о женщин… Ну, опять пойдетъ потха… полно, полно. Я вдъ только назвалъ васъ гусынями, продолжалъ Вилльямъ Доббинъ, замтивъ, что розовыя глазки миссъ Анны отуманиваются обыкмвенной влагой. Ну, ну, вы не гусыни, вы лебеди… все что хотите, только, пожалуіста, оставьте въ поко миссъ Седли.

— Уму непостижимо, отчего это Вилльямъ привязался къ этой востроносой кокетк! думали единодушно мистриссъ Доббинъ и вс ея дочки. Для такой глупости и примровъ не сыщется на бломъ свт.

И на этомъ основаніи, он трепетали единосердечно, воображая, что хитрая кокетка, брошенная Осборномъ, завербуетъ себ новаго обожателя въ лиц одурлаго Вилльяма Доббина. Имъ было извстно, что такіе опыты производились весьма часто въ кругу ихъ знакомокъ, и — почему знать? — быть-можетъ он сами поступили бы точно такимъ образомъ на мст бдной двушки, покинутой своимъ женихомъ. Въ этомъ послднемъ случа, предчувствія ихъ могли основываться на собственномъ ихъ понятіи о подобныхъ опытахъ.

— Это еще слава Богу, мама, что полкъ ихъ скоро выступаетъ за границу, говорили молодыя двицы: авось это, по крайней мр на время, освободитъ брата отъ стей кокетки.

Дло, въ самомъ дл, получало именно такой оборотъ, скоро возведенный на стенень историческаго факта. По распоряженію судьбы, корсиканскій выходецъ долженъ былъ принять дятельное участіе въ этой домашней драм, разыгрываемой на базар житейской суеты; ей бы и не кончиться безъ могущественнаго содйствія этого великаго героя въ политическомъ мір. Наполеонъ ршительно разорилъ въ конецъ господина Джона Седли. Съ его прибытіемъ, вся Франція стала подъ ружье, Европа заколыхалась, и, что всего хуже, фонды ршительно упали на лондонской бирж. Между тмъ какъ Французы группировались на Майскомъ пол подъ побдоносными орлами, четыре европейскіе гиганта готовились устроить chasse`al'aigle, и одинъ изъ нихъ явился въ британской арміи, гд между-прочимъ были два знаменитые героя: кептенъ Доббинъ и капитанъ Осборнъ.

Новость о возвращеніи Наполеона съ острова Эльбы и пріемъ, оказанный ему въ столиц Франціи, преисполнили огненнымъ энтузіазмомъ весь Трильйонный полкъ, еще такъ недавно отличавшійся своими похожденіями по ту сторону океана. Благородное честолюбіе, надежда, патріотическое рвеніе восиламенили всхъ, отъ полковника до послдняго барабанщика, и каждый готовъ былъ поблагодарить лично отъ себя корсиканскаго выходца за его неугомонную юркость. Уже давно Трильйонный полкъ горлъ нетерпніемъ доказать своимъ товарищамъ въ британской арміи, что вест-индскій зной и жолтая лихорадка не истребили въ немъ порывовъ мужества и чести, и вотъ наступила наконецъ желанная пора для подвиговъ великихъ. Стоббль и Спуни надялись, безъ всякихъ хлопотъ, получить слдующій чинъ, майорша Одаудъ надялась, въ конц компаніи, подписываться мистриссъ полковницей Одаудъ Трильйоннаго полка. Пріятели наши, Доббинъ и Осборнъ, раздляли, каждый по своему, всеобщій восторгъ: Доббинъ былъ спокоенъ, тихъ и важенъ, мистеръ Осборнъ беззаботно предавался увлеченію пылкаго чувства, и оба въ одинаковой степени готовы были исполнить свою обязанность на пол чести и славы.