Базар житейской суеты. Часть 2

Теккерей Уильям Мейкпис

— Я знаю, разсуждала мистриссъ Бьютъ, пніе дочерей моихъ, посл этой ненавистной гувернантки, никуда не годится. Матильда всегда бывало спитъ, когда Марта и Луиза поютъ для нея свои дуэты. Сынокъ мой, Джемсъ, просто нестерпимъ съ своими необтесанными манерами студента; про муженька нечего и распространяться: у него на ум только лошади да собаки. Ну, какъ тутъ пригласить ее къ себ; въ этотъ несчастный пасторатъ? Она разсердится на всхъ насъ, и убжитъ вроятно посл первой же ночи. Тогда пиши опять, что все пропало. Не успешь оглянуться, а Родонъ какъ-тутъ заграбастаетъ ее въ свои когти, и эта полколодная змя запуститъ свое жало въ самое сердце бдной старухи… Одно для меня ясно: Матильда больна ужасно, и, вроятно, не оправится еще недли три, четыре. Ну, чему быть, тому не миновать, а ужь, пока лежитъ она въ постели, и не дамъ ее въ обиду этимъ безнравственнымъ людямъ. Мой священный долгъ: защищать немочную женщину всми зависящими отъ меня средствами противъ злонамреннаго покушенія негодяевъ.

Миссъ Матильда Кроли, несмотря на врожденную веселость, имла довольно мнительный характеръ. Если, бывало, кто замчалъ ей, что она какъ-будто немножко похудла и цвтъ ея лица какъ-будто

немножко измнился, трепещущая старуха немедленно поcылала за докторомъ и шпиговала себя порошками и микстурами безъ всякой пощады. Но теперь, посд внезапнаго фамильнаго переворота, она была дйствительно больна — да и чьи нервы могли бы устоять противъ такихъ страшныхъ потрясеній? По крайней мр, мистриссъ Бьютъ, врная своимъ филантропическимъ обязанностямъ, поспшила немедленно извстить доктора, и аптекаря, и компаньйонку, и всю прлслугу, что миссъ Кроли находится въ самомъ опасномъ положеніи, и что, слдовательно, надобно держать ухо востро. По ея распоряженіямъ, улица передъ окнами была завалена по колно толстыми слоями соломы, и мистеръ Баульсъ окуталъ толстымъ войлокомъ дверной молотокъ у подъзда, чтобы никто не обезпокоилъ страдалицу неосторожнымъ стукомъ. Докторъ неизмнно долженъ былъ являться два раза въ день, и она угощала паціентку отвратительной микстурой черезъ каждые два часа. Если кто-нибудь ненарокомъ входилъ въ комнату, мистриссъ Бьютъ произносила такое шипучее и зловщее шушушшшъ, что старушка невольно вздрагивала на своей постели, и съ трепетомъ обращала свой испуганный взоръ на бисерные глаза мистриссъ Бьютъ, которая неподвижно сидла въ креслахъ подл кровати. Страшно свтились эти глаза среди постояннаго мрака (занавсы всегда были опущены), и когда сердобольная дама выступала по комнат въ своихъ бархатныхъ туфляхъ, миссъ Кроли невольно воображала тигрицу съ ея острыми когтями.

Такъ проходили дни, длинные, безконечные дни. Повременамъ, мистриссъ Бьютъ читала для нея назидательныя книги голосомъ заунывнымъ, погребальнымъ; но чаще всего она, безъ вчякой опредленной цли, прислушивалась къ глухому уличному шуму и монотонной псни ночныхъ сторожей. Въ полночь приходилъ домашній врачъ, и мистриссъ Бьютъ, выслушивая его наставленія, покачивала головой какъ вдьма, и дико моргала своими глазами, обращенными на потолокъ. Сама богиня здравія могла бы пошатнуться и зачахнуть при такой медицинской обстановк!

Недуги тла и души произвели въ короткое время сильнйшее опустошеніе въ разстроенномъ организм нервозной старухи. Чмъ больше при нормальномъ состояніи здоровья хвасталась она модной доктриной французской философіи восьмнадцатаго вка, тмъ боле теперь преслдовалъ ее могильный страхъ; и воображеніе рисовало передъ ней вс ужасы замогильнаго бытія…

Подражая современнымъ романистамъ, мы могли бы, по этому поводу, пуститься въ самыя длинныя диссертаціи, не лишенныя интереса въ философскомъ смысл; но по опыту мы знаемъ, какую скуку наводятъ вс эти диссертаціи романистовъ на читателя. Это, однакожь, не мшаетъ намъ припомнить вковчную истину, что не все то золото, что блеститъ, и не всякій паяцъ въ балаганахъ на Базар Житейской Суеты есть въ то же время беззаботный весельчакъ при своихъ домашнихъ пенатахъ, наедин съ тайнами своей души. Какъ часто одинъ и тотъ же актеръ, который смшитъ почтеннйшую публику на театральной сцн, проливаетъ въ тотъ самый вечеръ кровавыя слезы въ тиши своего кабинета! Какъ часто сладострастный эпикуреецъ, знаменитый своими чуть-ли не волшебными пирами, томится отъ горькой чаши страданій на своемъ болзненномъ одр! И думаете ли вы, что ему становится легче отъ воспоминанія протекшихъ удовольствій? Думаете ли вы, что какая-нибудь дряхлая, изсохшая красавица утшится и усладитъ свою душу, какъ-скоро воображеніе разрисуетъ передъ ней цлый магазинъ модныхъ платьевъ и блистательные успхи на модныхъ балахъ, гд нкогда вс благоговли передъ ней?..

— Что тутъ станешь длать? разсуждала сердобольная мистриссъ Бьютъ, — мужъ мой, при настоящихъ обстоятельствахъ, могъ бы кауъ нельзя лучше пригодиться для этой больной старухи, если бы только онъ самъ не былъ болванъ-болваномъ. Теперь-то собственно и легко было бы убдить ее, что она должна передъ послднимъ издыханіенъ, отдать полную справедливость моимъ бднымъ дочерямъ и сыновьямъ, которые, право, слишкомъ заслуживаютъ эту благостыню отъ своей родни.

Мистриссъ Бъютъ, врная своей систем, старалась всми зависящими отъ нея средствами возбудить сильнйшее отвращеніе къ гнуснымъ дяніямъ Родона Кроли, и для этой филантропической цли она мало-по-малу представила ей цлый каталогъ такихъ ужасныхъ преступленій, за которыя можно было бы осудить цлыя полчища отъявленныхъ негодяевъ. Мистриссъ Бьютъ обнаружила рдкій фамильный интересъ и совершеннйшее знакомство съ похожденіями Родона Кроли. Она знала вс подробности этой гадкой ссоры съ капитаномъ Файрбресомъ, гд Родонъ, виноватый кругомъ съ самаго начала, вызвалъ капитана на дуэль и застрлилъ его на повалъ. А что сдлалъ онъ съ этимъ несчастнымъ лердомъ Довделемъ? вообразите: матушка лорда наняла для него особый домъ въ Оксфорд, гд получилъ онъ превосходнйшее воспитаніе, такъ что до прізда въ Лондонъ не бралъ въ руки картъ и не имлъ понятія о бильярдной игр? И что же? Родонъ началъ похаживать съ нимъ по трактірамъ, пріучилъ его пьянатвовать, играть, буянитъ, такъ что бдный юноша просадилъ въ короткое время четыре тысячи фунтовъ чистоганомъ и сдлался, что называется, пропащимъ человкомъ. Яркими, поразительными и живыми красками мистриссъ Бьютъ изображала до мельчайшихъ подробностей томительное отчаяніе раззоренныхъ имъ семействъ — сыновей, которыхъ онъ безжалостною рукою погрузилъ въ бездонную пропасть нищеты и пороковъ. Она знала несчастныхъ купцовъ, доведенныхъ до банкротства безумною расточительностью Родона Кроли (по неосторожности они врили ему огромныя суммы на честное слово); но что всего боле возмущало и тревожило чувствительную душу мистриссъ Бьютъ, такъ это, можно сказать, безпримрное безстыдство и наглость, какія онъ всегда обнаруживалъ въ своемъ поведеніи въ отношеніи къ великодушнйшей тётк, которой вотъ

теперь и отплатилъ, наконецъ, самою черною, низкою и вмст пресмшною неблагодарностью за вс ея жертвы. Вс эти исторіи она разсказывала миссъ Кроли потому единственно, что считала себя вправ длать это по долгу совсти и чести; какъ мать добродтельнаго семейства. Бичуя такимъ образомъ свою отсутствующую жертву, мистриссъ Бьютъ не чувствовала въ душ ни малйшихъ угрызеній, и даже гордилась необычайнымъ присутствіемъ духа; съ какимъ ей удавалось выполнять это безкорыстное дло. Да, кто что ни говори, а ужь если нужно очернить и обезславить человка на рынк житейскихъ треволненій, такъ собственная родственница сдлаетъ это въ тысячу разъ лучще, чмъ всякой посторонній врагъ. Впрочемъ, относительно этого несчастнаго горемыки, Родона Кроли, мы должны признаться, что его было бы легко обвинить простымъ и яснымъ изложеніемъ дйствителъныхъ подвиговъ его жизви, и мистриссъ Бьютъ напрасно безпокоилась принимать на себя трудъ изобртенія скандалёзныхъ исторій раздирателънаго сорта.

Само-собою разумется, что и Ребекка, какъ новая родственница, сдлалась предметомъ особенной заботливости и попеченій со стороны мистриссъ Бьютъ. Сдлавъ напередъ предварительныя распоряженія относительно того, чтобъ на Парк-Лен не смли принимать посланниковъ и писемъ отъ нечестиваго Родона Кроли, она приказала заложить коляску миссъ Кроли, и отправилась къ своей старой пріятельниц миссъ Пинкертонъ, на Чизвиккскій проспектъ, съ тою похвальною цлью, чтобъ сообщить Благородной Академіи оглушительную всть о похожденіяхъ миссъ Шарпъ, обольстивщей Родона Кроли, и собрать на этомъ основаніи дополнительвыя свднія относительно происхожденія и воспитанія отставной гувернантки. Пріятелышьница лексикографа, съ великою охотой предложила свои обязательныя услуги. Немедленно поручено было миссъ Джемим отыскать въ домашнемъ архив письма и росписки бывшаго учителя рисованья. Оказалось, что одно письмо было имъ отправлено изъ долговой тюрьмы; въ другомъ умолялъ онъ, ради самаго неба, прислать ему впередъ мсячное жалованье; въ третьемъ мистеръ Шарпъ покорнйше благодарилъ чизвиккскихъ дамъ за покровительство и благодяні., оказываемыя миссъ Ребекк. Послдній документъ былъ содержанія трогательнаго: несчастный артистъ, уже томившійся на смертномъ одр, поручалъ свое единственное дитя, сиротку Бекки, великодушному вниманію и покровительству миссъ Пинкертонъ. Нашлись въ архив документы и самой Ребекки: въ одномъ, малютка испрашивала помощи для своего несчастнаго отца; въ другомъ содержалась слезная благодарность незабвенной благодтельниц.

Изъ Благородной для Двицъ Академіи на Чизвиккскомъ проепект, мистрвссъ Бьютъ стрлой покатила на предмстье Сого, въ Греческую улицу, въ бывшую квартиру покойнаго живописца, гд до сихъ поръ стны маленькой залы украшались портретами самой хозяйки въ бломъ атласномъ плать, и супруга ея въ синемъ фрак съ мдными пуговицами — портреты были написаны въ уплату долга за квартиру. Бывшая хозяйка, мистриссъ Штоксъ, какъ дама краснорчивая и обязательная во всхъ отношеніяхъ, быстро разсказала все; что было ей извстно о покойномъ живописц. Оказалось, что мистеръ Шарпъ, не говоря дурнаго слова, былъ бднякъ, до крайности распутный; должники, бывало, не отходили отъ его дверей, и что всего ужасне, онъ обвнчался на своей жен весьма не задолго до ея смерти. Хозяйка, къ великому огорченію, узнала объ этомъ посл; иначе, разумется, не стала бы ихъ держать ни одного дня. Дочка ихъ была вообще прехитрая и превтреная лисица; бывало; она хохочетъ цлый день безъ всякой видимой причины, передразниваетъ всхъ и каждаго, прыгаетъ какъ коза, длаетъ уморительныя рожи, и, случалось, отецъ посылалъ ее за джиномъ въ ближайшую харчевню, или съ запиской къ кому-нибудь изъ своихъ безпутныхъ товарищей, жившихъ въ этомъ квартал; всюду бгала малютка Бекки, и всюду ее знали. Коротко и ясно, мистриссъ Бьютъ, не жаля никакихъ хлопотъ, собрала драгоцннйшіе матеріалы для составленія біографіи своей новой родственницы, и вроятно Ребекка была бы ей очень благодарна, еслибъ своевременно могла получить понятіе объ этой безпримрной заботливости о своей особ.

Плодомъ этихъ неутомимыхъ изслдаваній было совершеннйшее просвтленіе умствевныхъ очей доброй старушки, заблуждавшейся такъ долго насчетъ своего племянника и теперешней его жены. Мистриссъ Родонъ Кроли — дочь оперной актрисы. Она танцовала и сама. Она служила натурщицей для живописцевъ. Она воспитана по театральному. Она пила пуншъ съ своимъ отцомъ, курила трубку; и прочая. Это была, однимъ словомъ, женщина, соединившая свою судьбу съ пропащимъ человкомъ. Окончательный выводъ: плутовство ихъ неисправимо, и порядочная женщина не должна обращать на нихъ ни малйшаго вниманія.

Таковы были матеріалы и свднія, предложенныя вниманію больной старухи на Парк-Лен. Мистриссъ Бьютъ воспользовалась ими какъ провизіей, и аммуниціей для укрпленія джентльменскаго дома противъ неминуемой осады, котрая скоро должна быть произведена соединенными усиліями двухъ отъявленныхъ негодяевъ.

Но, къ счастію, во всхъ этихъ распоряженіяхъ проглядывалъ одинъ, довольво важный недостатокъ: мистриссъ Бьютъ была слишкомъ запальчива, усердна, нетерплива, и рвеніе, обнаруженное ею въ настоящемъ случа, превосходило нкоторымъ образомъ границы благоразумной разсчетливости. Она истомила миссъ Кроли гораздо боле, чмъ сколько было нужно, и хотя слабая старуха подчинилась ея авторитету, но власть эта была уже черезъ чуръ натянута, строга, такъ что можно было опасаться, что жертва обнаружитъ намреніе высвободиться изъ подъ ея вліянія при первомъ удобномъ случа. Женщины, всякой знаетъ, весьма часто впадаютъ въ такія ошибки, несмотря на то, что по большей части он дйствуютъ подъ руководствомъ своего прозорливаго инстинкта.

Такъ, напримръ, мистриссъ Бьютъ, увлекаемая безъ сомннія самыми филантропическими побужденіями, ухаживала за своей больной съ такимъ безпримрнымъ раченіемъ, какъ-будто собиралась проводить ее на тотъ свтъ черезъ нсколько недль. Она просиживала у ея изголовья цлыя ночи на пролетъ, не спала, не вкушала пищи, и даже отказалась отъ прогулокъ на свжемъ воздух. Обо всхъ этихъ лишеніяхъ и жертвахъ, она вздумала однажды гамкнуть господину Кломпу, домашнему врачу и, вмст, аптекарю, который неизмнно продолжалъ длать свои визиты по два раза въ день.