Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Прости, дорогая, королевская гвардия отказалась сопровождать тебя домой, согласились лишь твоя мать, двое школьников-оболтусов, да эта тощая старая перечница, возомнившая себя королевой Британии, – я улыбнулась ему, потому что больше всех рада была именно Ксемериусу. – Кстати, твоя мать только что невероятно красиво отбрила твою противную тетку и ее рыжую копию-дочь. Этих двух дамочек давно пора вернуть в террариум. Зоопарк теряет прибыль.
Мне хотелось спросить его, что за тетя и дочь, но не смела и рта открыть в присутствии посторонних. Поэтому лишь, как ненормальная улыбалась ему, на что успела отвесить свое замечание леди Арист:а
Я отвернулась к окну и погрузилась в Лондон за окном: город, незнакомый мне город, путаница улиц и переулков, кафе и жилых домов, магазинов и школ, проносился в отражении окон такси, я словно теряла часть серости, что преследовала меня в больничной палате. Где-то тут и там были места, которые я любила и знала.
Вопреки всем ожиданиям, когда мы приехали, дом показался мне знакомым. Я прекрасно могла вспомнить, где находилась водосточная труба, сколько было окон, где и чья находилась комната. Это получилось чисто автоматически, не вызывая каких-то определенных воспоминаний. Обычная информация, словно я была арендатором, которому уже показывали этот дом для продажи.
Эти ступеньки – я поднималась по ним сотню раз, вбегала, шла медленно, открывая дверь или влетая в уже раскрытую, впускающую меня в дом, который, однако, стал пустотой.
Внутри меня уже ждали. Эту самую дверь открыл дворецкий, представившийся мистером Бернхардом. В голове сразу же возникла картинка – приятный на вид мужчина, впускает меня в другой дом, совершенно не по стилю этого времени. Но воспоминание тут же гаснет, словно налетев на стену.
***
Скучно. Наступил первый день февраля. Ксемериус, обозвав меня унылой курицей на насесте, удалился «на охоту», а я пыталась заучить параграф из учебника – меня перевели на домашнее обучение, на некоторое время, «пока я не восстановлюсь». В гостиной было тихо. Настолько тихо, что, когда он появился из-за двери, я чуть не вскрикнула от удивления, не понимая, откуда он здесь. Все такой же прекрасный, как и неделю назад. Только теперь пропали синяки под глазами, а маленькие раны не оставили ни следа, теперь он выглядел так, словно только что упал с небес, прямо из рая, чтобы чествовать величие жизни.
– Пожалуй, я пойду, приготовлю чай, - улыбнувшись, мама развернулась и, утащив попутно и мистера Бернхарда, вышла из комнаты, оставляя меня наедине со своей собственной неуклюжестью и неуверенностью. Казалось, прошла минута. А может быть вечность. Он все еще смотрел на меня так, словно я была экспонатом в музее, который, однако, умеет разговаривать и, плюс ко всему, еще должен был инструкцию прочитать о том, как нужно обращаться с такими «беспамятными», как я. Но, в отличие от того, как на меня смотрели остальные люди, этот парень смущал меня и приковывал мой взгляд к полу.
– Ты был в тюрьме? – спросила я, вспоминая, как мучилась вопросом, почему его не было в больнице вместе с остальными.
– Что? – переспросил он, словно я разбудила его ото сна.
– Ты не приходил в больницу, вот я и подумала…
Отчего-то тут же захотелось заткнуться. Почему же я не могла совладать с сердцем, которое колотилось, как ненормальное? Почему меня вообще волновал этот вопрос, когда я видела этого человека всего лишь второй раз в жизни, которую помнила?
– Нет-нет, я был в Лондоне, - ответил он, кивая то ли мне, то ли самому себе.
Значит,
– Но я был под арестом, – спохватился парень. Наверное, он прочитал мое разочарование в себе по выражению лица.
– Мой дядя, Фальк, решил, что «запереть племянника на 14 суток» под своим надзором - намного строже, чем отдать в руки полиции.
Таким голосом только вселять надежду. Я тут же подняла голову, встретившись с веселым взглядом Гидеона. Он смеялся! Смеялся так, словно только что рассказал мне самую смешную шутку, которую я видно просто не поняла. Но это стало отдушиной. Стало поводом.
– За то, что ты выкрал меня из больницы?
– Да, именно, - он опустил взгляд, словно стыдясь своего поступка, который я сама не до конца понимала. На кой черт он вообще украл из больницы человека в коме? Слишком отчаянные действия.
– Кстати, не хочешь объяснить, для чего ты это сделал?
– Я объясню, как только сам пойму.
– О, ладно, - я ухмыльнулась, понимая, до чего же это было смешно. Мы стояли посреди комнаты, совершенно не зная о чем разговаривать. И если для меня еще было оправдание в виде послекомовой амнезии, то Гидеон будто упирался в стену из собственных противоречий. Если бы здесь был Ксемериус, то он точно поиздевался над нашей тугодумностью.
– Так значит, ты совсем ничего не помнишь?
– О! Вот он - вопрос «месяца», - нервно рассмеявшись, я села в кресло, даже не удивляясь тому, почему мама так долго заваривает чай. Я ждала этого вопроса, как ждут дождя при виде грозовых туч.
– «Совсем» - громкое слово. Я помню какие-то отдельные моменты. Вот, например, я откуда-то знаю, что ты прекрасно играешь на скрипке.
– На скрипке?
– он как-то замялся, будто я только что раскрыла самый интимный факт из его биографии. Но затем он чему-то ухмыльнулся и расплылся в очаровательной улыбке.
– А то, что я еще потрясающе пою, ты не помнишь?
– Если ты поешь так же круто, как Imagine Dragons, то лиши меня этого удовольствия, ибо Лесли стала моим ночным кошмаром из-за этой группы.
И вправду, эта блондинка действовала лучше, чем другие - она внушила и себе и мне, что с моей памятью все в порядке, от того вела себя так, словно все нам было нипочем. И Гидеон видимо понимал это так же, как я, отчего рассмеялся вместе со мной.
– Боюсь, что Imagine Dragons мне еще фору дадут, даже солируя с Лесли. На самом деле, пою я ужасно… В отличие от тебя, - внезапно он посмотрел на меня так пронзительно, что даже засосало под ложечкой, словно знал какую-то тайну. Секунда, и всё снова исчезло, парень смотрел куда-то в сторону, избегая моего взгляда.
– Чем занимаешься на досуге? Наверное, хорошо вновь оказаться дома.
И вот опять мне кажется, что в его словах сквозит двусмысленность. Как человек умудрялся так много вложить в одно слово? «Дом»… А где же мой дом, как не рядом с семьей, которую я даже не знаю?
– Да, знаешь, ни чем особенным. МРТ, боязнь пневмонии, попытки вспомнить, как писать и управлять своим телом. Безумно весело, тебе стоит попробовать, - ответила я, стараясь не замечать в нем резкой смены настроения, словно он не знал, куда себя деть. Знакомое состояние подвешенности. Нам падать вниз или все-таки взлетать?