Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Какой смысл в игре, если ты не честен? – накинулась я на него, закипая от злости, которая преследовала меня слишком часто сегодня. Врач говорил, что это побочные действия амнезии, но это можно было контролировать, в чем я не была хороша.
– Я предельно честен с тобой, Гвенни!
– Хватит называть меня «Гвенни»!
Тяжело дыша, мы оба смотрели друг на друга с неприкрытой злостью, и не желали сдавать позиций. Только перед глазами помутнело, где…
…Он запускает свои пальцы в мои волосы, в то время как друга рука блуждает по моему телу. И я загораюсь словно спичка, пока он целует меня с бешеной страстью, превращая меня в желе, которое
Я безумно влюблена в этого человека…
… возвращаясь к реальности, где Гидеон непонимающе смотрел на то, как я судорожно сжимала кожаную обивку софы, забыв, что нужно дышать. Это пришло на секунду до того, как сердце перестало биться с бешеной скоростью, оставляя меня с ярким воспоминанием.
– Ты говорил, что я тебя ненавидела, - прошептала я, почти сглатывая слова. Гидеон молчал, ожидая продолжения, а я не могла собраться с мыслями, утихомирить сердцебиение, которое отреагировало так, словно это происходило в эту самую минуту.
– Но я была влюблена в тебя.
Что звучало для меня скорее, как визг скользящего лезвия гильотины к моей голове, нежели как нечто прекрасное, что веками распевают поэты. Понадобилось время, чтобы сердце все-таки перестало танцевать в грудной клетке. Гидеон все так же молчал, не находя слов или же просто избегая этой темы. Возможно, я бросила его, возможно, он бросил меня. Или мы просто разбежались по разные стороны, как и другие люди, которые понимали, что их ничего не связывает кроме привычки. Причин может быть столько, что не хватит и тысячи страниц, чтобы их записать. Только осталось понять, отчего же мне так хочется, чтобы все это не было правдой?
– Наверное, это было очень давно, - сделала я заключение и, стараясь расслабиться, улыбнулась, притягивая к себе забытую нами бутылку с колой.
– Твоя очередь задавать вопрос.
– И что теперь? Ты испытываешь отвращение, глядя на меня? – спросил он, а я удивилась, насколько голос может передать все отчаяние, что хранилось в душе. Казалось, что он попал на ярмарку чувств и это единственное, что ему удалось приобрести.
– Нет, - тут же ответила я, не желая тянуть за резину и без того натянутые отношения, - Большую часть времени я пытаюсь понять, с какого неба ты свалился.
Он горько усмехнулся, а я только сейчас заметила, с каким отчаянием он ломал ногти на руках. И, сама себе не повинуясь, тут же протянула руки, чтобы остановить его от такого издевательства над бедными ногтями. Они-то что ему сделали? Но резко остановилась на полпути, словно напоролась на стеклянную стену, которая могла бы сломать мои пальцы. Зачем я это делала? Нет смысла ворошить прошлое, о котором он так старательно умалчивал. Ведь когда-нибудь я вспомню, что же происходило на самом деле и смогу отступить на несколько шагов назад, в противоположную от него сторону, оставляя между нами еще большую стену недопонимания и смущения за совершенное.
– С какого неба я свалился? – удивленно спросил он, глядя на меня так, словно я только сообщила ему, что мировой океан в одночасье высох.
– Сейчас моя очередь! Серьезно, де Виллер, твой дядя был прав, ты всячески нарушаешь правила, - рассмеялась я, стараясь рассеять появившуюся между нами неловкость, словно песок по ветру. В такие моменты я искренне начинала скучать по вездесущему Ксемериусу.
– Итак, - я сняла туфли и, забравшись на софу, скрестила по-турецки ноги, в предвкушении
– Прости, - прошептала я, не ожидая такой реакции. И тут же пересела так, чтобы ноги были полностью закрыты, хотя понимала, что долго так не просижу – ноги затекут и онемеют, а это будет для меня сущим кошмаром.
– Вернемся к игре, хорошо? Потому что кола без газа – это десятый круг ада.
И время и вправду стало двигаться намного быстрее, обгоняя сначала улитку, а затем и черепаху. В этой гонке мы болтали как старые друзья, узнавая что-то новое друг о друге. Потому что я потеряла память, а он и так ничего в особенности обо мне не знал, и даже если удивлялась этому факту, то не обращала на это внимания, потому что могла рассказывать и слушать всю свою вечность. Вопросы были банальными.
– Любимый напиток?
– Да если бы я знала, то уже пила его литрами, чтобы утопить себя. А твой?
– Эспрессо, только что из турки. Какой жанр кино тебе по душе?
– Последний жанр, который я могу вспомнить – это реклама. Но уверена, что мне нравится что-то историческое, с толикой юмора или же там, где рассказывают безумно красивую историю. Твой?
– Немое кино, в особенности, с Бастером Китоном. Ты не замерзла?
Я вздрогнула от неожиданности, и только тогда заметила, что обнимала себя руками, стараясь согреться. В голове тут же противным голосом моего лечащего врача прозвучало: «Берегитесь пневмонии» - отчего я еще сильнее вжалась в софу.
– Говорят, это последствия комы, - ответила я, на что Гидеон тут же кинулся к сундуку, стоящему у стола и вытащил оттуда стеганный шерстяной плед, чтобы укрыть мне плечи так нежно, словно делал это сотню раз, копя в себе все больше заботы.
– Где твой белый конь, рыцарь? – забыв о правилах, спросила я, сильнее укутываясь в подаренное тепло.
– Припарковал у входа в Темпл, миледи, - со смехом ответил он, а мне отчего-то стало плохо на секунду, то ли от холода, то ли от того, как он, шутя, меня назвал.
– Почему вы с Шарлоттой постоянно на ножах?
– Когда это наступила твоя очередь задавать вопрос? – возмущенно спросила я, упирая руки в бока.
– Когда решила узнать, на чем нынче ездят рыцари. И это уже другой вопрос, значит с меня два.
– Да что вы говорите, молодой человек!?
– Три!
– Не наглей!
Казалось, так можно продолжать бесконечно. Не ходить по лезвию ножа, но танцевать на тонком мосту, грозившему рухнуть в обрыв. Но время так же быстро бежало, как и заканчивалось, и я объясняла Гидеону, что некоторые люди, просто не выносят твое существование, не зависимо от того, сделал ты им что-то или нет, когда внутренности стали стягиваться в комок, оповещая о том, что время в прошлом закончилось. Еще секунда и парень растворился у меня перед глазами, как и бывает, наверное, в настоящих сказках после неожиданных признаний. Еще секунда для меня, и я упала рядом с ним на каменный пол, больно ударившись коленками. Встать мне тут же помог все тот же мистер «я могу запинаться даже наедине с самим собой», как раз под радостный крик Ксемериуса: «Ну, наконец-то, я со скуки уже подумывал покончить жизнь самоубийством и утопить себя в луже!»