Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Наедине? – граф отчужденно посмотрел на жену, его взгляд красноречиво говорил о предательстве с ее стороны. «Ему больно, как и мне», - пронеслось в голове Гвен, от этой мысли стало еще невыносимей. Чувство стыда, что она причиняет ему боль, жгло ее, поэтому, не выдержав взгляда мужа, уставилась на свои руки. – Хорошо, я дам вам поговорить наедине. Раз так просишь, жемчужина моя.
Бенфорд повернулся к Гидеону, с вызовом и ненавистью посмотрел в глаза соперника, отвечающие ему тем же. Гидеона резануло то, как граф нежно произнес «жемчужина моя». Это его смутило и насторожило:
– С ней будет все в порядке, - после паузы вкрадчиво произнес Гидеон.
– Если бы, - тихо прошептала Гвен в ответ. Невыносимо было предавать его, но ей ничего другого не оставалось. Либо так, либо никак, а отправить Гидеона восвояси, не задав ни одного вопроса, она не могла.
Бенфорд еще раз окинул взглядом Гидеона, не веря ни единому его слову, но все же направился к выходу - медленно, совершенно не хотя уходить. Его съедало чувство, что если он оставит жену здесь вместе с ним, то потеряет снова. Слишком хорошо помнил те ночи, когда она с болью повторяла проклятое имя этого человека - раз за разом. Едва за Бенедиктом закрылась дверь, как Гвендолин сразу направилась к креслу и бессильно в него упала. Ноги больше не держали ее, так как сильно дрожали, что казалось, будто сам пол ходил ходуном.
– Что тебе нужно, Гидеон?
– А ты разве не слышала! Я нашел тебя!
– он присел на корточки рядом и взял ее руки в свои, чтобы она почувствовала, какой жар от встречи пылает в нем.
– Я пришел сказать тебе, что мы нашли тебя и готовимся вернуть домой.
– Забрать домой?
– дрожащим голосом повторила Гвен. А где теперь ее дом? Там, где есть люди, которые верят в нее или в мире, где о ней забыли, а потом притащились, словно ни в чем не бывало, рассказывая сказки о том, что пришли ее забрать? Не в силах перебороть гнев, она вырвала руки из рук Гидеона.
– Искали меня? Когда же ты научишься не лгать, Гидеон?
– Лгать?
– он неуверенно посмотрел на нее. Что с ней? Причем здесь ложь? Что эти твари наплели за его спиной, как оболгали, что она уличает его во лжи?
– Гвендолин, о какой лжи ты сейчас говоришь?
– О том, что вы искали меня! Ну, уж нет, второй раз я не куплюсь… - Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть его. Эти глаза слишком сильно манили и слишком сильно злили.
– Просто уходи, оставьте меня - таков же был первоначальный план.
Оставить? Второй раз? Ее слова все больше подтверждали мнение Гидеона, что его оболгали и скорее всего он догадывается кто именно: тот, кто только что вышел из этой комнаты.
– Гвен, мы не оставляли тебя, - он говорил с ней так, как говорят с маленькими детьми, которые обижены на взрослых. – Мы искали тебя! Все свое время. Я не давал хранителям расслабиться. Поверь, я им осточертел, как прыщ на заднице. Да я весь Лондон перевернул из-за тебя! Дни считал, часы, минуты, и не сдавался…
Господи! Да как ей объяснить, какой он ад прошел, как его мучили сны, в которых она мертва и забыта, как он пошел на уступки и элапсировал к Полу де Виллеру, какие
– Не сдавался? Дни считал? Что же, весьма прозаично с твоей стороны. А я конечно тут крестиком вышивала, на пианино изредка брынькала, а!
– еще один раз заглянула к Аластору на чай, - ухмыльнулась Гвен. Кто в такое поверит? Неужели за чертов год они ни разу не догадались заглянуть в Хроники и найти всего лишь одно слово (одно!): “рубин”.
– И это пока ты решил, что я “сделала все, чтобы погубить себя”. Что же изменилось?
Гидеон отметил последние странные слова, почувствовав ,что где-то это было уже или он слышал их. Да ни факт! Эта упрямая ослица, сидящая напротив в куче юбок, обвиняет его в бездействии и лени.
– Хорошо! По-твоему я ничего делал, да? А что ты сделала тогда? Год нацарапала в исповедальне? Портрет намалевала? Велики твои дела! А главное, так заметны, что мы, дураки такие, не сразу нашли их!
Он взвился, как пружина, и начал ходить из стороны в сторону, не находя себе места от обидных слов. Гидеон так ждал эту встречу, он думал, что она страдает, ждет, что будет рада, в итоге, перед ним сидит обиженная девчонка и капризничает, что, понимаете ли, они слишком мало усердия вложили на ее поиски!
– О, конечно! Не велики дела! А что я должна была сделать? Отправить смс? Спасти Англию от Франции? Быть может сгореть на костре, как еретичка?
– Гвендолин тоже вскочила на ноги, подгоняемая гневом.
– Что мне нужно было сделать? Ну же, Гидеон, удиви меня!
У нее гудела голова, хотелось забыть все на свете, проснуться, да даже испытать все те ужасы заточения, лишь бы больше не спорить с ним. Слезы покатились по щекам непроизвольно, слишком больно было слушать его придуманные речи. Целый год! Год! А он приходит сюда и обвиняет ее, что она ничего не сделала. Пожалуй, и вправду нужно было сгореть на костре в первые же дни.
Если бы Гвендолин влепила ему пощечину, то результат был бы тот же для парня. Гидеон почувствовал себя подавленным и отрезвленным. В конце концов, на что они тратят драгоценные минуты? Стоят и выясняют кому хуже.
Он, наконец, впервые посмотрел на Гвендолин внимательным взглядом: она изменилась – похудела, бледнее, чем он помнит ее, стала грациознее и взрослее, и во всем ее облике сквозила печаль, обычно так не выглядят счастливые, замужние женщины.
– Прости,- тихо произнес де Виллер. – Они ведь за тобой следили, да?
Даже, если не хотелось, но извинение на секунду утихомирило шторм внутри нее.
– Хранители? Кучка проходимцев, которые даже не верят, что я Рубин, - Гвен опустила взгляд и поняла, что сжала юбку платья настолько сильно, что побелели костяшки. Она тут же отпустила ткань, - Они решили, что я шпион Аластера, а потом и в этом разуверились. Это заняло изрядное количество времени.
– Расскажешь, что было с тобой?- внезапно в голове Гидеона прозвучал голос леди Тилни: «морщины она вам не простит». Он судорожно сглотнул и задал наконец-то правильный вопрос для путешественника. – Сколько ты уже здесь?