Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
«Пускай наши жизни соединятся в одну,
День за днем одна жизнь на двоих.
Все начинается здесь и сейчас, мы будем жить,
Соединив воедино руки и сердца.
Даже смерть не разлучит нас”.
Песня подошла к концу. Весь зал начал хлопать и улюлюкать, ведь зрелище получилось и вправду незабываемым. Шум заполнял зал, а она смотрела только на него, ожидая чего-то, какого-то знака свыше, чтобы убежать с ним прямо сейчас, наплевав на все устои, наплевав на совесть и на боль в сердце. И в какой-то момент Гвендолин успокоилась. Перестала волноваться в этот момент и стала счастливой.
–
Она уперла руки в бока.
– И гляньте на него, сам напился в зюзю, а на меня кричал тогда.
В ней словно проснулась та Гвендолин Шеферд, которой она была, на секунду забыв, что теперь Шарлотта Бенфорд. Она просто влюбленная девчонка, что только что получила невероятную порцию эйфории.
– Ты невыносим, - сделала она заключение, все так же улыбаясь. И слава богу и всем новым аббатам, что в зале было слишком шумно, чтобы кто-нибудь ее услышал. Хотя на всех порах к ним уже мчались и леди, всеми силами старающиеся привлечь внимание Гидеона, и Бенедикт, слишком старающийся не допустить соединения старых друзей.
– Поверь, ты еще не обо всех талантах моих знаешь, - внезапно в Гидеоне заговорил Рафаэль, когда он флиртовал с девушками. Де Виллер рассмеялся и подмигнул ей, наблюдая восторг любимой.
– Граф, вы срочно должны спеть со мной!
– Сэр, напишите мне, пожалуйста, ноты и текст этой чудо-песни!
– Спойте еще что-нибудь! Мы просим!
Голоса раздавались отовсюду и от всех.
– Простите, господа! Но, увы, я не могу. Мне уже надо покидать ваше общество, иначе опоздаю на корабль. – Гидеон понимал, что у него осталось минут десять до возвращения. Скоро появятся первые симптомы элапсирования.
– Как, вы уже уезжаете?
– Какой корабль?
– Неужели сейчас? Нельзя ли что-нибудь сделать?
– Простите еще раз. Но я итак задержался и, нарушив все правила, посетил этот гостеприимный дом. Граф, - Гидеон повернулся к обескураженному Бенфорду, который до этого, де Виллер готов поклясться, придушил бы его собственноручно на глазах у всей публики. – Спешу откланяться. Благодарю вас за столь приятный вечер. Но, увы, корабль не будет ждать. А мне еще до него ехать и ехать.
– Уже?
– забеспокоилась Гвендолин, растерянно глядя то ли на Гидеона, то ли сквозь него. А казалось, что прошло так мало времени! Кажется, ей всегда будет его мало.
– Вы больше не вернетесь?
– Но как же так? Откажитесь от такой идеи, молодой человек!
– Останьтесь!
Голоса заглушали нарастающую панику где-то в груди - это сердце колотилось, как отчаянное.
– Было приятно увидеть вас, милорд, - поклонилась Гвендолин, как и подобает, понимая, что Гидеону нельзя задерживаться, если он не хочет исчезнуть у всех перед глазами. Сама она уже давно отвыкла от элапсации.
– Благодарю, графиня, - он сделал поклон ей, а затем графу - тот лишь учтиво кивнул. – Прощайте господа.
Он раскланялся и с тяжелым сердцем пошел к двери, поклявшись не оборачиваться. Ему всегда ее общества будет мало. А прощаться он не любил. Слишком тяжело было.
Гвендолин смотрела вслед слегка шатающемуся
– Думается мне, дамы, вы скоро увидите его снова, - не слишком радостным тоном сказал он, а затем, отпустив жену, направился в сторону слуг, разносящих пунш. К концу вечера он намеревался напиться, чтобы забыть все то, что произошло сегодня.
Потому что терять сердце оказалось гораздо сложнее, чем терять рассудок от любви.
И если Гвендолин и собиралась покинуть его, то ему стоило спуститься в ад гораздо раньше, чтобы этого не видеть.
*«One hand one heart» (West Side Story) – «Одна рука – одно сердце», мюзикл «Вестсайдская история»
Приглашаем вас в нашу группу по фанфику: http://vk.com/begvremeni
Иллюстрации к главе:
http://radikall.com/images/2014/02/26/olZ4w.png
http://radikall.com/images/2014/02/26/HacCD.png
========== Вера в худшее. Гвендолин ==========
Я склонен верить в худшее. И потому ничто не может захватить меня врасплох.
Дэймон Гэлгут. Добрый доктор
Особенно опасно смешивать алкоголь с одиночеством.
У.Фолкнер
Это было невыносимо. Все, что я чувствовала, взрывалось во мне яркостью звезд, но после оставляло невыносимую пустоту, словно черные дыры во всей моей сущности. Даже кое-как стянув платье и разобрав прическу, освобождая ее от сотни шпилек, я ощущала себя каменной скульптурой, у которой отрубили ноги и руки – от того я не была способна двигаться в каком-нибудь направлении. Я стояла напротив зеркала и старалась дышать ровно, чтобы не сорваться и не выпустить истерику наружу.
«Соберись!» - приказывала я себе, но вместо того, чтобы прекратить трястись, я вздохнула и прислонилась лбом к холодному стеклу. Перед глазами вновь и вновь появлялся он – его жесты, его слова, весь он без остатка. Его поцелуи, такие привычные и такие незнакомые – все это сводило меня с ума. И почему-то только сейчас до меня наконец стали доходить его слова.
«Может, я все еще люблю тебя. Не бросай меня».
Было это правдой или попыткой уговорить «вернуться в 21 век»?
Надоело! Как же мне надоело сомневаться и думать! И все для того, чтобы вновь не чувствовать той же боли от разбитого сердца, когда все казалось настолько разрушенным, что даже куча бригад строителей не смогли бы восстановить. В этой жизни столько фальши, что хватит еще на десятки поколений вперед.
И единственное, что казалось мне верным – это Бенедикт, не отступающий ни перед чем, чтобы спасти мою отчаянную душу. Слишком гордый, чтобы умолять остаться, но слишком влюбленный, чтобы дать мне уйти.
Сейчас он бродил по дому – я слышала, как бьется посуда, как разбивается дорогой фарфор, еще не разбитый мной, видела, как отчаянно он дышал морозным воздухом на улице. Все естество умоляло меня спуститься к нему, накинуть на его замерзшие плечи теплый халат, заставить надеть тапочки , вернуться вместе со мной в постель. Что угодно, лишь бы успокоить его метущуюся душу.