Бег времени. Тысяча семьсот

Oh panic

– Но что если долг обязывал жену остаться с мужем? Что если она должна была забыть о том, что сердце вело ее в другую сторону?
– спросила Гвендолин, не отрывая взгляда от Гидеона. Ее разозлил этот легкий флирт с леди Ланкшир, хотя она понимала, что ведет себя ничем не лучше. Из-за задетой гордости, ей захотелось сотворить что-то в ответ.

– Тогда такому сердцу грош – цена. – Горько произнес Гидеон, глядя в глаза любимой.
– Ибо из-за долга, оно убьет другое любящее его сердце.

Это был нечестный удар: Гвен озвучила то, чего он боялся. Он не хотел быть жестоким, но это фраза… Да Гвендолин его без ножа убивала! Неужели она

не видела, как он ее любил, сколько она значила для него? Сглотнув подступивший к горлу комок (надеясь, что никто не заметил, как ему было больно), Гидеон снова улыбнулся, собрав все силы, а затем залпом выпил бокал пунша, чувствуя, что живот сводит от голода, а алкоголь начал действовать сильнее.

– Как насчет, помузицировать? Я с удовольствием спел бы гостям! – Гидеон решил осуществить задуманное.

– Помузицировать! О святые угодники, что же вы молчали?
– тут же воскликнула леди Ланкшир, с упоением глядя на Гидеона и начиная считать выпитые им бокалы с пуншем.
– Я бы с удовольствием вас послушала.

– Не знала, что вы любите петь, - прошептала Гвендолин, все так же не отводя от Гидеона взгляд. Только в отличие от леди Ланкшир она смотрела на него с нестерпимой болью, хотя хотелось просто остаться с ним наедине и забыть обо всем другом мире.

– О! Поверьте, графиня, я очень сильно изменился за последнее время. – Он видел боль в ее глазах причинённую им. Это действует слишком отрезвляюще, нужен еще один бокал пунша. – Леди Ланкашир, - де Виллер выпил еще один бокал, чувствуя приятное ощущение опьянения. Гидеон улыбнулся самой обворожительной улыбкой, готовясь реализовать то, что затеял.
– Я с удовольствием спел бы с вами! Но сегодня граф аккомпанировал леди… леди… как её там? Ах! Не важно! Так вот, сегодня хозяин дома имел место быть у клавесина, пора уже и хозяйке дома побывать там. А? Леди Шарлотта? Как на счет спеть дуэтом?

– Ну что вы, милейший, я ничуть не против. Ох, милочка, я слышала, вы прекрасно поете! Так чудесно!

Гвендолин казалось еще немного и эта леди будет порхать вокруг них, как бабочка, чтобы привлечь внимание уже подвыпившего Гидеона. Нет, скорее, как птеродактиль, мечтающий поймать столь интересную и вкусную наживку. От всего этого начинала кружиться голова.

– Не думаю, что сегодня я способна петь. Не много ли вы выпили, милорд?
– она грозно глянула на Гидеона, стараясь глазами высказать ему все то, что она думает. Это был фирменный взгляд - “Какого черта ты творишь?”. Чему-чему, а командовать она училась уже год, свыкаясь со своим статусом.

– Ничуть! Не беспокойтесь, графиня, я трезв. И хочу вам напомнить, что вы задолжали мне. Помнится, на одном суаре вы попросили меня исполнить вам романс, я согласился. Теперь ваша очередь, пора отдавать долг. – Гидеон с нескрываемым удовольствием смотрел на стеснение Гвендолин.

– На каком суаре?
– тут же спросил Бенедикт, не припоминая Гидеона ни на одном из суаре, к тому же ни разу не помнил, чтобы этот наглец играл на клавесине для его Шарлотты.

– Я вас не просила, вы сами направились следом, - пробурчала Гвендолин, борясь с сомнениями, нарастающими по мере утекающих секунд. А Гидеон смотрел на нее так же, как её братик Ник, который когда-то смотрел на вывеску цирка, понимая, что его ожидает яркое шоу.

– Черт бы тебя побрал, де Виллер, - почти беззвучно прошептала она, чтобы этого не услышала леди Ланкашир. Хотя, кто удивился бы такой выходке от местной дикарки? Поэтому

она схватила свой бокал с пуншем и, быстро его осушив, решительно глянула на Гидеона. Если он хотел шоу, так пусть его получит!

– И что исполняем, граф Велидер? Что нынче поют будущие аббаты?

– Аббаты нынче поют «One hand one heart»* между псалмами. – Потом Гидеон наигранно вздохнул, - Набожные люди такие романтики! Что с них взять?

Он пропустил ее вперед к клавесину, чувствуя на своей спине жгучий убийственный взгляд Бенедикта. Подойдя к инструменту, Гидеон с Гвендолин подождали, пока леди Ланкашир сделает объявление всем, чтобы заинтересовались и прекратили свои разговоры. Гости обступили со всех сторон, заключив пару в немое живое кольцо, жаждущее услышать «замечательный дуэт милейшего графа Велидера и обворожительной, гостеприимной хозяйки вечера – графини Бенфорд».

Гидеон чувствовал, что пьян, так как будучи трезвым на такое не согласился бы. Призвав свое мужество и пустив все на самотек, он размял пальцы и кивнул Гвендолин, что готов. Легко касаясь клавиш, он начал наигрывать мелодию из мюзикла «Вестсайдская история». В исполнении клавесина она была почти не узнаваема и была похожа на романс 18 века.

К слову, в детстве Гидеон дико ненавидел такой предмет, как пение. После ломки голоса в подростковом периоде, он старался не прибегать к этой мере. Хотя мог бы, голос у Гидеона был неплохой, но всё равно - не мужское дело петь романсы, что уж говорить о таком понятии, как караоке.

Гидеон начал петь сначала тихо и неуверенно, дав в начале петуха на некоторых моментах. Но потом голос стал уверенней, и он вошел в некий транс, где нет никого, лишь только песня, лишь только строчки «Наши клятвы станут последней клятвой, только смерть разлучит нас».

Пока Гидеон пел первый куплет, Гвендолин старалась совладать с шоком, смотря на него. Он говорил, что ненавидит мюзиклы, она прекрасно запомнила этот факт, хотя тогда была в стельку пьяна. Теперь же изрядно набрался сам Гидеон, который в принципе должен был следить за аутентичностью. Но он так приятно пел, сначала неуверенно, затем постепенно набирая силу. Словно в этой песне что-то было, такое, что не хотелось терять.

“Сделай так, чтобы наши жизни слились воедино. День за днем, одна жизнь”.

И она закрыла глаза, чтобы представить себе эту жизнь: такую прекрасную, вместе с ним. Где каждый день был бы наполнен только ими. Ведь можно же просто представить?

“Все начинается сейчас, и мы будем жить рука об руку, одной жизнью.

Даже смерть не разлучит нас”, - пела она вместе с Гидеоном, а хотелось кричать. Кричать во весь голос: “Вернись ко мне. Просто вернись и все будет как прежде”. Их голоса сплетались, сливались, вторили, будто они были созданы для этой песни, будто пели ее тысячу раз до этого. Гидеон чувствовал ее поддержку, он посмотрел в ее глаза и оказался в плену этой синевы. Заносчивый и самовлюбленный де Виллер впервые пел для кого-то и о ком-то. Вот оно, то чувство, что поэты называли единением душ, о чем пели менестрели, что хотели донести художники, о чем мечтает каждый, но испытывают лишь избранные. Наверное, так и должно быть, наверное, это чувство существовало еще до тех времен, когда караваны начали пересекать пустыни, когда люди молились звездам и учились строить Вавилонские башни, чтобы дотянуться до луны. «Вот бы всегда так», - пронеслось в голове у Гидеона. А сам отдавался голосу Гвендолин, вторя за ней, как заклинание: