Беглец на задворках Вселенной

Кэт Слава

– Дяосюэгуй, не хочу торопить события, но яблоки не только символ знаний. И не только знак возрождения. Но ещё и символ грехопадения. Это… искушение, мой дорогой бес, чёрт и просто шаловливый дух. Искушение в чистом виде.

– Я, пожалуй, пойду, – занервничала Бао. – Я… ну… что-то как-то не… Слишком внезапно. Быстро. Я, пожалуй, всё же не готова. Вот.

Входная дверь с шумом захлопнулась. Я довольно хохотнул. Нет, определённо жизнь преподносит мне очередные уроки.

Злиться на боль глупо. Боль – это не всегда повод орать «за что?» и трясти кулаками в сторону неба. Не повод гневиться на Творца. Это

повод неспешно поразмышлять, а почему так произошло. Боль – это всего лишь следствие.

Вот, к примеру, ты маленький ребенок, и твоя мама просит тебя не качаться, стоя на качелях, потому что ты упадёшь и пострадаешь. Но ты же мнишь себя умнее других: что тебе слова мамы, если все друзья качаются стоя. Ты же пацан! Ты тоже так должен! И вот происходит то, что происходит… ты падаешь с качелей и сильно шрамируешь подколенную ямку о металлические штырь, невесть как оказавшийся в песке, куда ты приземлился. Виноват ли штырь? Нет. Ты сам виноват. Мама тебя предупреждала. Боль и рана – всего лишь урок.

Я знаю, о чём говорю. Этот шрам каждый день напоминает мне: когда опытные люди тебе что-то советуют, к их мудрым словам нужно прислушиваться.

Увы и ах. Василиса – не принцесса из моей сказки. Я усвоил болезненный урок.

К слову, я не уверен, что в моей сказке вообще есть место принцессам. И понимайте это, как хотите. Я же не принц, а, скорее, дракон. А раз так, то, видимо, именно поэтому принц Герман и «спас» принцессу, не подумав, что даже кровожадному дракону может быть… больно. Да, я определённо злопамятный дракон. И кое-кто скоро это прочувствует на собственной шкуре, гарантирую. Что-то этот мерзкий во всех смыслах поступок Геры и Василисы всколыхнул в моей душе что-то давно подзабытое. Что-то… глубинное. Древнее. Страшное. Исконное. Тщательно от самого себя подавляемое. А ещё навёл на определённые мысли.

Я нехорошо ухмыльнулся. Что ж… Быть посему. Не я это начал. Но пока отдых. Долгий отдых. Главное, сорок девять дней меня не кантуйте. Я буду жрать яблоки и пить молоко во имя грядущего возрождения.

Время обновления, господа. Кардинального обновления.

Кстати, хотите еще прикол? Про нумерологию? Мы познакомились с Василисой девятого апреля.

9.04. 904. 94.

9 + 4 = 13.

1+3 = 4.

А число «4» в Азии – несчастливое число. Оно несёт смерть.

Ну вот. Моя маленькая смерть. И я её успешно пережил. А на место погибшего, как известно, всегда приходит новое. Так было и так будет. Это неизменно в веках.

Я не был зол на эту иронию от лица высших сил, но мне определённо хотелось… блин… даже не знаю, чего именно. Разнести всё в округе, взорвать к чертям собачьим, и всё в таком ключе. Стать абсолютным злом хоть на доли секунд. Я считал, что имею на это полное право.

Глава 39. Цвет настроения «Ocean blue»

Первым делом, когда мне стало легче, я сделал мелирование, а затем бахнулся «Тоникой» в оттенок «Ocean blue». Чисто по рофлу. Ну типа я посинел от злости. Помутилося синее море, почти по Пушкину, держитесь, смертные. И совершил я этот странно-нелогичный поступок просто

потому, что это казалось мне правильным и забавным.

Баожэй, целые сутки наблюдая за мной, видимо, сделала про себя какие-то выводы, и на следующий день припёрлась в квартиру вообще кардинально синяя. Разница между нами заключалась лишь в том, что я красился сам, соответственно, мои прядки спустя три-четыре промывки стали отчётливо зеленеть, постепенно выцветая, а Бао-Бао сделал то же самое в парикмахерской, и её синий неровный «маллет» держал марку до упора.

В общем, кое-кого я долго-предолго потом дразнил исключительно Мальвиной, и никак иначе.

– Ты, Азия, – родина родин!

Вместилище гор и пустынь…

Ни с чем предыдущим не сходен

Твой воздух – он огнен и синь, – цитируя Ахматову, угорал над подругой я, пока она готовила нам ужин. – «Синюшкин колодец» Бажова! Ц-ц-ц… А… погоди… я понял… тебя внезапно ОСИНИЛО… Аха-ха-ха…

– Ты закончил издеваться? – отложила ножик в сторону девушка.

– Не, ну как можно, – почёсывался я. – Повторюшка – дядя Хрюшка. Я придумал, а она повторила. Как всегда.

– Котик, тебе сколько годочков? – скривилась Баожэй.

– Возраст любимого старшего сына Великого Единого Дракона. Ц-ц-ц… время переосмыслить всё. Ну ладно я, у меня кризис среднего возраста и личная трагедия. А ты-то куда?

– А я горяча и бешена. Как Тропикана-женщина из песни Меладзе. Юность – время экспериментов. Ты сам так говорил.

– Ладно. Бесись. Ты же БЕС. Аха-ха-хаха…

Немного подумав, я вновь саркастично заговорил:

– Когда я был ребёнком… в конце девяностых появилась одна поп-группка. Чёрт... Сколько ж тебе, моя синяя подруга, тогда было-то годочков… а вот, наверное, даже годика не было… аха-ха-ха… я ж реально дед, получается, прикол… А мне, вероятно, было лет десять. Да… дела… Короче, 97 год. Или 98? Вот ведь вопрос…

– Короче, Склифософский, – принялась вновь шинковать лук Баожэй.

– Группа называлась «Тет-а-тет». Типа модный бойз-бэнд. И один из заглавных хитов у неё был «Синие глаза». М-м-м… такой рэпчик и соул. Довольно европейский проект. Вернее, закос под европейский проект.

– И?

Я немузыкально заорал:

– Ты не понимаешь, ты не понимаешь, ты не понимаешь…

Ты не догоняешь, ты не догоняешь, ты не догоняешь…

Белая постель в белых кружевах,

Белая луна в белых облаках…

Всё остальное – синим.

– Кан, я не виновата, что эта синь так упрямо держится за мои волосы! – возмутилась Бао-Бао. – Ну мне что, перекраситься?

– Не-а, – помотал головой я. – Мне нравится твой цвет настроенья синий. Но я угорал и буду угорать. Это самая малая цена за то, что я вообще еду на твой дурацкий кастинг. К слову, я его всенепременно завалю. И тогда я ещё больше буду над тобой угорать.