Бегом с ножницами

Берроуз Огюстен

— Неужели ты не понимаешь, — сказал он, — что у меня точно такое же ощущение?

В течение двух дней мама казалась медведицей гризли. Словно она увеличилась в размерах и обросла мехом. От ее тела шел отталкивающий запах — одновременно и сладкий, и металлический. Сколько лекарств ни давал ей доктор, ничего не помогало. Я начал втайне мечтать, чтобы она выбросилась из окна. По крайней мере тогда жизнь вернулась бы в нормальное русло. Казалось, ничто уже не сможет ей помочь.

Так продолжалось до тех пор,

пока на горизонте не появилась Винни Пай.

Винни была развязной официанткой из соседнего кафетерия. Мама заявила, что хочет сандвич с жареным сыром и помидорами. Когда доктор сказал, что пошлет за ним Хоуп или меня, она закричала:

— Нет, я пойду сама и куплю себе этот чертов сандвич!

Финч ответил, что она не настолько хорошо себя чувствует, чтобы показываться на людях. Тогда она схватила его «Брил крим» и распылила прямо в лицо доктору.

— Если я в состоянии попасть вам в лицо, то в состоянии и купить себе сандвич!

Поэтому Финч отправился вместе с ней в кафетерий на углу улицы, а я, словно телохранитель, поплелся вслед за ними, отстав на несколько шагов.

Обслуживала их Винни. Ее светлые волосы были взбиты в высокий начес, а сухая загорелая кожа слегка морщинилась вокруг рта. Ярко-розовая губная помада расплылась по углам. Веки были ярко-голубыми от толстого слоя теней, а в ушах болтались огромные золотые серьги в форме сердца.

Мать влюбилась в нее тут же, немедленно.

— Меня держит заложницей вот этот сумасшедший, — заявила она, впившись в новую пассию диким взглядом и усаживаясь за стойку.

— Что ты говоришь, милочка? И вы, два голубка, балуетесь с детской присыпкой? — подмигнув, поддразнила официантка.

— Ты просто не понимаешь. — Мать наклонилась к ней. — Это он сумасшедший, а вовсе не я.

— Эй, милая, лучше ни о ком не суди. Каждому свое. Так что же мы заказываем? — Винни лизнула кончик карандаша и открыла блокнот.

Мать заказала сандвич, а доктор — кусок торта.

Я сидел в дальнем конце стойки и смотрел на них. Винни подошла ко мне, чтобы принять заказ, и поинтересовалась:

— И что же это молодой человек сидит здесь в одиночестве?

— Я с ними, — ответил я, кивая в противоположный конец стойки.

— О! — произнесла она и наклонилась ко мне. — В чем дело? Тебе не нравится мамочкин новый друг?

Я закатил глаза.

— Это ее психиатр.

Винни от удивления раскрыла рот.

— Психиатр? Так твоя мама завела роман с собственным психиатром? Да уж, она, должно быть, и впрямь не в себе.

— У них вовсе не роман. Моя мама невменяемая, а он ее опекает и лечит.

— Твоя мама невменяемая? — переспросила Винни, отводя взгляд.

В это время мама разговаривала со своей ложкой. —Да, — подтвердил я. — Она не в себе. И поэтому доктор поселился с ней в мотеле — вон там, рядом, — чтобы ее вылечить.

Винни

нахмурилась:

— Что-то концы с концами не сходятся. Зачем это психиатру селиться вместе с сумасшедшей пациенткой в мотеле?

— Ну, — ответил я, — он не очень типичный психиатр.

— Да уж, не то слово, — заметила Винни. — Что-то здесь нечисто. Пойду взгляну. — И она направилась в дальний конец стойки.

Я наблюдал, как Винни с улыбкой подошла к маме и доктору. Потом наклонилась через стойку, положила голову на плечо Финчу и сказала что-то, от чего тот засмеялся и покраснел. Потом показала в сторону туалетов в дальнем конце комнаты. Финч поднялся и направился туда. Тогда Винни вышла из-за стойки и уселась на высокий стул рядом с мамой. Они повернулись лицом друг к другу и начали болтать. Через минуту, когда снова появил-ся доктор, Винни встала и подошла ко мне.

— Милок, происходит что-то чудное, — заметила она.

— Да, — согласился я. — Моя мать совершенно ненормальная.

Официантка покачала головой.

— Не знаю, милый. У меня на этот счет инстинкт срабатывает четко. — Она склонилась ко мне и зашептала: — Я здесь повидала немало психов. Некоторые были... ну совсем не в себе. Твоя мама другая. Говорит, этот ее доктор, ну, пытается, получить свое, если ты понимаешь, о чем я. — Винни многозначительно подмигнула.

— Не слушайте ее, — ответил я. — Она сама не знает, что говорит. Сегодня утром она утверждала, что рядом с ней стоит покойный дедушка и держит корзинку с орехами.

— Люблю орехи, — отозвалась Винни. — Послушай, у нас довольно хороший ореховый пирог. Хочешь кусочек?

Взять с собой, домой?

— Да нет, спасибо.

Она пожала плечами.

— Ну, дело твое. Только пирог и правда хороший, даже не слишком сладкий.

— Я не люблю пироги, — пояснил я. — Вообще не очень люблю сладкое.

Она сразу как-то помрачнела.

— Ты не очень любишь сладкое? Послушай, милый, сладкое любят все.

— Кроме меня.

— Ну, просто у тебя голова занята другим.

Я взглянул на мать и доктора Финча и увидел, что он крепко схватил ее за руку. Отлично. Значит, сейчас с ней случится припадок прямо на людях, в ресторане.

— Я сказала твоей маме, что попозже приду навестить ее в мотеле.

— Правда?

— Правда. Ей нужна подруга. — Винни продолжала развивать собственную мысль. — Сомневаюсь я насчет психиатра. — Она покачала головой. — Не знаю. Он, конечно, психиатр, но он ведь еще и мужчина.

Я представить не мог, что такого мать ей сказала. Как можно при виде испачканной детской присыпкой полоумной южанки решить, что с ней стоит завести дружбу? Грань, разделяющая нормальных и сумасшедших, оказалась немыслимо тонкой. Чтобы не упасть и не разбиться, необходимо быть необычайно искусным кана-тоходцем.