Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
Даже подумать об этом страшно. Кроме того, она замужем. Он постарался выбросить Бетти из головы и занялся разборкой почты. Прошло полчаса, а руки все еще дрожали. Но едва Чилдэн вспомнил о предстоящей встрече с Тагоми, дрожь унялась, а волнение сменилось решимостью: «Надо подобрать что-нибудь подходящее. Но что?»
Телефон. Поставщики. Связи. Взять полностью отреставрированный черный «форд» с матерчатой крышей «большой шлем» двадцать девятого года выпуска — за это поставщик будет твой навеки. Или трехмоторный почтовый самолет, разобранный и в смазке, прекрасно сохранившийся в сарае алабамского фермера. Показать мумифицированную голову мистера Буффало Билла с волнистыми светлыми волосами — «американскую сенсацию». «Сэр, у меня лучшая репутация на всем Тихом океане, даже на Родных
Чтобы лучше работал мозг, он закурил сигарету с марихуаной превосходного сорта «страна улыбок».
В своей каморке на Хэйес-стрит Фрэнк Фринк заставлял себя подняться с кровати. Сквозь жалюзи на одежду, грудой валявшуюся на полу, падали солнечные лучи, сверху поблескивали стеклышки его очков. «Не наступить бы,— вяло подумал Фрэнк.— Надо вставать, идти в ванную... Может, лучше ползком? Или покатиться?»
У него болела голова, но в душе не было ни капли сожаления. «Уходя — уходи,— сказал он себе.— Сколько времени? — Часы лежали на туалетном столике.— Половина двенадцатого, ничего себе!»
Фрэнк не вставал.
«Вот и выперли»,— подумал он.
Вчера на фабрике он, конечно, перегнул палку. Не стоило распускать язык перед Уиндэмом-Мэтсоном, обладателем рыхлой физиономии с сократовским носом, кольца с бриллиантом и золотой «молнии» на брюках. Одним словом — власти. Трона. В голове у Фрэнка гудело, мысли путались.
«Да, теперь я в черном списке,— размышлял он.— Безработный. Квалификация, пятнадцатилетний стаж — все псу под хвост».
Придется идти с жалобой в Комиссию по делам рабочих. Фрэнк не замечал, чтобы Уиндэм-Мэтсон водил дружбу с «буратино» — белым марионеточным правительством Сакраменто,— а потому надеялся, что его бывший работодатель не пользуется авторитетом у подлинных хозяев, у японцев. КДР подконтрольна «буратино». Обратившись туда, он предстанет перед четырьмя-пятью белыми упитанными подонками средних лет, вроде Уиндэма-Мэтсона. Если он не добьется справедливости в Комиссии, можно пожаловаться в одно из токийских Торгпредств — они есть в Калифорнии, Орегоне, Вайоминге и той части Невады, которая принадлежит Тихоокеанским Штатам. Но ежели и оттуда он уйдет не солоно хлебавши...
Фрэнк лежал и рассматривал ветхую люстру под потолком. В голове возникали и рушились планы, один нелепее другого.
Он мог бы, например, перебраться в Штаты Скалистых Гор — это проще простого. Но где гарантии, что тамошние власти не выдадут его ТША? Нет никакой гарантии. А если махнуть на Юг? Бр-р! Что угодно, только не на Юг. Белому человеку, конечно, там привольнее, чем в ТША. Но... «В гробу я видел такое приволье!» — мрачно подумал Фрэнк.
Юг имел одну неприятную особенность. Он тысячами уз — экономических, идеологических и еще бог знает каких — был связан с Рейхом.
А Фрэнк Фринк был еврей. По-настоящему его звали Фрэнк Финк. Он родился на Восточном побережье, в Нью-Йорке. В тысяча девятьсот сорок первом году, сразу после разгрома России, был призван в армию. Когда японцы захватили Гавайские острова, его перебросили на западное побережье Соединенных Штатов Америки. Конец войны застал его на территории, отошедшей к Японии, где он и жил последние пятнадцать лет.
В сорок седьмом, в день капитуляции, он чуть не спятил. Поклялся отомстить проклятым япошкам и закопал в подвале дома свою винтовку. Любовно смазанная и обмотанная ветошью, она по сей день ждет часа, когда Фрэнк и его однополчане поднимут восстание.
В сорок седьмом ему было невдомек, что время — великий лекарь. Ныне, если он и вспоминал о своих давних мечтах устроить варфоломеевскую ночь и вырезать ненавистных «буратино» и их хозяев, то у него возникало чувство, словно он листает дневник школьной поры: вот Фрэнк собирается стать палеонтологом, а вот — дает себе слово жениться на Норме Праут, самой красивой девчонке в классе. Черт побери, сколько воды утекло с тех пор, как он вел дневник, слушал пластинки Фрэда Аллена и смотрел фильмы с участием Филдса! Со дня капитуляции он имел дело с тысячами японцев и никому из них не причинил вреда. Да и глупо думать о мести через пятнадцать лет. Впрочем, был один тип, которому Фрэнк с удовольствием перегрыз бы
Фрэнк заставил себя подняться и поплелся в ванную. Пока он стоял под душем, по радио передавали новости.
— Не надо осмеивать эти попытки,— произнесла дикторша, когда он отключил горячую воду.
«Не будем»,— мрачно подумал Фрэнк. Он знал, о чем идет речь, и все же улыбнулся, представив себе, как бесстрастные, неулыбчивые немцы шагают по красным пескам Марса.
— Gott, Herr Kreisleiter. 1st dies vielleicht der Ort wo man das Konzentrationslager bilden kann? Das Wetter ist so schon! Heiss, aber doch schon... [28] — бормотал он, намыливая щеки.
28
— Боже мой, господин крайслейтер! Да разве здесь не идеальное место для концлагеря? И погода замечательная. Жарко, правда, но все равно хорошо... (нем.)
— Цивилизация Содружества должна сделать окончательный выбор: либо дальнейшие шаги к установлению равных для всех стран прав и обязанностей, либо...
«Типичный жаргон правящей верхушки»,— поморщился Фрэнк.
— Мы прекрасно понимаем, что ареной, где будут вершиться судьбы всех рас — арийской, японской, негроидной...— и дальше в том же духе.
— У нас погодка благодать, ну просто schon [29] . Жаль только, нечем нам дышать...— весело мурлыкал он, одеваясь.
29
Прекрасная (нем.).
Но факт остается фактом: Тихоокеания практически не участвует в колонизации планет. Она занята, а вернее — завязла в Южной Америке. Пока немцы одну за другой запускали в космос огромные автоматические станции, японцы выжигали сельву в Бразилии и возводили жилые кварталы для бывших охотников за черепами. К тому времени, когда стартует первый японский космический корабль, наци приберут к рукам всю Солнечную систему. В старых учебниках истории было написано, что Германия опоздала к разделу мира. Немцы спохватились, когда другие страны Европы дорисовывали карты своих колониальных империй. «На этот раз они не согласятся плестись в хвосте,— размышлял Фрэнк.— Немцы — хорошие ученики».
Потом ему вспомнилась Африка и проводимый там нацистами эксперимент. От этих мыслей кровь стыла в жилах.
Опустошенный, обезлюдевший материк...
— Однако мы с гордостью можем утверждать, что наше стремление удовлетворить первоочередные материальные и духовные потребности каждого человека...
Фрэнк не выдержал и выключил радио. Но, немного успокоившись, включил снова.
«Заповеди Христа — на свалку»,— подумал он. Африка. Призраки умерщвленных туземцев — целые племена стерты с лица Земли... Зачем? Этого никто не знал. Возможно, даже «архитекторы» в Берлине не знали.