Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
– Умные, - отозвался я, взял со стола толстый химический карандаш и жирно пририсовал к кнопке стрелку.
За дверью, куда мы с опаской заглянули, обнаружился узкий полутемный коридорчик, с пола до потолка опутанный электрическими кабелями и совершенно пустой. Ни звука не доносилось. Нигде, даже в самой дальней перспективе, не мелькала ни одна тень.
– Пошли, - я дернул Вову и заставил себя ему улыбнуться. Мало ли что, а парень, кажется, проникся ко мне симпатией.
– Как ты сообразил-то?
– он все не мог переварить увиденное.
– А мне сказали, тут дебилы одни.
Я уже спустился в пахнущий машинным маслом полумрак и шел вдоль стены, стараясь не топать. Вова все не отставал:
– Ну, поехали! Ты что, у нас круто. Я тебе свой байк покажу, настоящий "Харлей", со всеми делами...
– Обязательно, - пообещал я.
– Тут далеко идти, не знаешь?
Он хохотнул:
– Да я без тебя и дверь бы не нашел, а ты спрашиваешь... Слышь, как там тебя зовут, а у вас тут что, правда, социализм? Настоящий совок, без балды?
– Социализм, социализм, - я всматривался в даль.
– Жрать, небось, нечего? Под барабан ходите?
– Вова, кажется, нервничал и пытался замаскировать свое состояние болтовней.
– Все у нас есть, ерунда какая...
– Не знаю, - пробормотал он, - я в восемьдесят четвертом родился, совок толком не застал. Но мать говорит - отстойно было.
– Вов, - попросил я, - если не можешь молчать, то хоть говори по-человечески, я тебя не понимаю.
– Отстойно - значит, плохо, - терпеливо разъяснил парень. Ну, железный занавес, цензура, потом это... как его... дефицит.
– У меня настроения нет тебе лекции читать, - я заметил мелькнувшее где-то вдалеке светлое пятно и замедлил шаг.
– Сейчас - тихо, там кто-то есть.
– Ясное дело, есть, - удивился Вова.
– Это же метро!
Донеслось эхо голосов. Я пригляделся: навстречу нам шли двое, одного из которых я уже где-то встречал, мне показались удивительно знакомыми его короткие светлые волосы, выступающие скулы, близко посаженные глаза... Он тоже наклонил голову, всматриваясь, и тут - я понял, кто это!
– О-о, старый знакомый!
– он заорал первым.
– Опять ты!..
– Генрих, - я кивнул, торопясь навстречу с непонятным мне самому облегчением.
– Мужики!
– радостно взвыл Вова.
Второй мужчина тронул Генриха за плечо:
– Может, объяснишь?.. Нам за это по голове настучат, слишком их много...
– Погоди... Привет!
– Генрих протянул мне руку.
– А я уж занервничал: смотрю, Вовка идет, а с ним - чужой кто-то... Ты что тут делаешь? У тебя тоже билет?..
Я развел руками:
– Не поверишь - я случайно здесь. Если все объяснять, тем более не поверишь.
– А я думал, ты тоже едешь.
– Куда?
Генрих задумался, рассматривая мое лицо:
– А хочешь - поехали. Еще три места... Что у тебя с глазом?
– Куда, к вам?
Он кивнул:
– Нас теперь, думаю, совсем прикроют. После сегодняшнего. Такое получилось гадство... А я ведь с самого начала был против. Но кто меня послушает?.. Обидно. Я тут столько лет пробыл, теперь возвращаться, а я буквально ничего не помню. И остаться нельзя, и домой не тянет. Вот такая история...
Его спутник вдруг встрепенулся,
– Поезд?..
– Рано, - спокойно отозвался Генрих. Весь его вид говорил о том, что бояться ему нечего.
– Это дрезина.
Они озабоченно переглянулись, потоптались на месте.
– Ладно, - Генрих пожал плечами.
– Пойду.
– А где... эти, которые громили кабинеты?
– отважился спросить я.
Он поморщился:
– Не надо. Не затевай ничего сейчас. Мы уедем, вы взорвете тоннель и забудете. Ради Бога... извини, я забыл, как тебя зовут. Люди хотели, как лучше, а вышло, как всегда.
– Ты знаешь, сколько наверху трупов?
– Не был я наверху!
– отрезал Генрих и пошел прочь, сунув руки в карманы.
– Не был! И не хочу!
...Коридор уползал в глубину, разветвлялся, от него отходили какие-то совсем темные и сырые рукава с мелкими лужами на полу и шныряющими там и сям крысами, но основной путь оставался сухим и более-менее освещенным, откуда-то слышались голоса и шаги. Я шел, каждую минуту ожидая нападения, но никто, кажется, и не вспоминал обо мне: все носило следы поспешного бегства. Здесь пробежала толпа, и мне то и дело попадались валяющиеся на полу затоптанные листки, чей-то шарф, перчатка, коробок спичек, странное маленькое устройство с антенной - я поднял его, повертел в руках и машинально сунул в карман. По стене, петляя между толстыми кабелями, бежала меловая пунктирная стрелка, сестрица той, что я нарисовал для солдат. Ровный гул, которым пропитался сам воздух, становился все ближе, и я уже различал в нем металлическое постукивание, треск и тяжелые вздохи какого-то механизма.
Как же так? Все это время, долгие годы, под нашим городом ходит это самое спецметро, и никто ничего о нем не знает. Целая жизнь протекает тут скрыто от человеческих глаз, приходят и уходят поезда, прибывают и убывают загадочные люди с той стороны, и все это - под специальной зоной, под железной дорогой, под домами - даже под служебным домом, где я прожил половину жизни! И я об этом даже не догадывался - и не догадался бы, если б не украл куртку. Странное, исключительное, незабываемое, но - совершенно бесполезное знание. Цепь случайностей привела меня в это место, но вскоре я его покину и заживу своей жизнью, ничего для меня не изменится от того, что существует все-таки на свете какой-то параллельный мир, где есть "телевидение" и "компьютеры", где люди летают в космос, а дети не носят пионерских галстуков. Мне не хочется туда. Я дома.
Коридор немного расширился, и справа вдруг возникла узкая дверь, за которой на чемоданах, тревожно переговариваясь, словно птицы на ветках, сидели несколько человек в расстегнутых пальто. Это напоминало зал ожидания аэропорта Лариново: небольшая комната, яркая лампа, застекленные таблицы и графики на стене, пассажиры. На меня не обратили внимания, лишь какой-то мужчина поднял голову от широко развернутой газеты, мазнул по мне усталым взглядом и снова уткнулся. Это были наши люди, не чужие, и они собирались ехать куда-то, даже не зная, кто или что их там встретит. Ни на одном лице не было страха, лишь в воздухе, как запах, ощущалось напряжение.