Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
– Неприятностей нет. Знаешь, я на бокс записался. А то ты на курсах, все время тебя нет дома ...
Хиля повернулась и мрачно вгляделась в мое лицо:
– На бокс? У тебя появилась потребность кого-нибудь бить, Эрик?
– Совсем нет! Просто заняться спортом, у меня же работа сидячая. Так к тридцати годам задница ни в одни штаны не влезет. А бокс... мне посоветовали, я и согласился. Бегать не люблю, штангу поднять не смогу...
– говорить становилось все легче и легче, хотя бы потому, что Хиля начала улыбаться.
– И потом, знаешь, мало ли какая ситуация. Пойдем с тобой гулять, нападут, не дай Бог, бандиты, вот я их и
Моя жена засмеялась и выпустила Ласку:
– Ну, ты даешь, котенок. Всегда был такой тихий...
– она встала с дивана.
– Давай ужинать. А потом, может, погуляем пойдем? Все-таки бандиты - это не обязательно, а не гуляли мы сто лет.
Я кивнул, удивляясь. Куда ее потянуло темным зимним вечером, после службы, в мороз? Неужели не устала?..
– Я не была сегодня на службе, - словно ответила на мои мысли Хиля.
– Мне дали в санчасти освобождение.
– Но на вид ты вполне здорова...
– Я беременна - у меня сильный токсикоз.
– Серьезно?..
– я тоже встал, не зная, куда деть руки.
– Ты беременна?
– Ну да, на втором месяце.
Она стояла и ждала моей реакции, а я хотел заорать радостно - и не мог, мысли о Яне, о субботе словно приглушили все мои эмоции одним поворотом рукоятки. И все-таки это было прекрасно.
– Хиля, и у нас будет девочка?
– Понятия не имею. Женщины на службе говорят: тянет на сладкое - девочка, на соленое - мальчик. А меня тянет на белый хлеб - это к чему?
Я добросовестно подумал и ответил:
– Белый хлеб - это, скорее, сладкое.
Мы наскоро перекусили, оделись потеплее и вышли на набережную. Снегопад, весь день крутившийся над городом, прекратился, стало прозрачно и тихо, и где-то вдалеке родилась над домами тонкая зимняя луна. Хиля шла рядом со мной, держа меня под руку и осторожно ступая на обледенелый, засыпанный снегом тротуар. Откуда-то уже выползли дворники в тулупах и фартуках и начали, звучно перекликаясь, разбирать у подвалов фанерные снеговые лопаты и ведра с песком. Толстая молодая дворничиха в плотно намотанном на голову платке прошла мимо нас, напевая, пристроилась у ограждения и начала споро счищать сугробы на лед реки, двигаясь будто по команде "раз-два!". Хиля оглянулась на нее:
– Смотри, она - моего возраста. Даже младше. Вот люди, занятые полезным делом...
– А мы - разве нет?
– Ты - может быть, да, - моя жена все еще смотрела на веселую упитанную девицу, - а я? Никому не дают освобождение из-за какого-то там токсикоза. Дело обычное, у многих женщин бывает. А мне дали, потому что папа позвонил в санчасть знакомому врачу. И работу мою сам будет за меня делать... Выходит, есть я или нет меня - все равно?..
– Глупости ты говоришь, - я даже рассердился.
– Отец тебя любит, вот и все. Хочет внука. Это же нормально.
– А ваша машинистка, о которой ты рассказывал, беременная, она тоже брала освобождение?
– Но, Хиля, ее не тошнило.
– Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами. Действительно, откуда я мог такое знать? Наша машинистка никогда не показывала своих истинных чувств, все было скрыто под жизнерадостной улыбающейся маской. Может быть, ее и тошнило. Но освобождений она, конечно, не брала. Работала до тех пор, пока не вышли все сроки.
– Вот, - назидательно сказала Хиля.
– А в моем случае получается, что я живу как бы не по правилам, не так, как другие. Честное слово, если бы мне с утра не было так плохо,
– Тебя, должно быть, никто и не осуждает, - я обнял ее за плечи.
– Тебе завидуют.
– А чему тут завидовать?
– удивилась Хиля.
– Тому, что папа у меня большой начальник? Так ведь это он начальник, а не я.
– Ничего, посидишь дома, тебе полезно, - неуверенно сказал я и вдруг подумал о субботе.
– На курсы тоже не будешь ходить?
– Дались тебе эти мои курсы... Нет, туда - буду. Там общение, которого мне не хватает. Кстати, в субботу одна девушка пригласила меня в гости. Мы с ней занимаемся и, можно сказать, подружились. Славная девушка, большое горе у нее - муж нарушил мораль и попал в спецгородок на год, а она еще любит его, глупая. Плачет.
– Что он сделал?
– я напрягся.
– Не знаю. Да разве важно? Нарушение морали - это в любом случае отвратительно, что бы это ни было. У девчонки только мать и сестра, которые ее не понимают, а ей близкий человек нужен... пусть хотя бы подруга.
Я удивленно покачал головой. Никаких подруг у Хили прежде не было, даже в детстве, ее единственным другом всегда был я.
– Ревнуешь, что ли?
– она засмеялась.
– Напрасно. У каждого человека есть потребность дружить. Так что в субботу жди меня вечером и не волнуйся.
– Меня самого в субботу не будет.
– А-а, бокс? Ну, тем лучше. Не думай, я не собираюсь каждую субботу вот так пропадать, только в этот раз. В потом она, возможно, сама к нам приедет...
Бригада дворников очистила уже треть набережной, и теперь мы шли по чистому, присыпанному песком асфальту.
Навстречу нам попался городской патруль, совсем еще мальчишки в ладной черной форме с блестящими пряжками на ремнях. Старший козырнул:
– Гуляете? Сегодня, товарищи, большая просьба вернуться домой до одиннадцати - специальное распоряжение.
– Да вы что, мы уже сейчас домой идем, - я улыбнулся.
– По такому холоду только вы способны допоздна вышагивать.
Парень засмеялся:
– Не допоздна, а до утра - служба у нас такая.
Они удалились, переговариваясь. Вообще-то я считаю смешным вот так ходить и предупреждать прохожих, о специальном распоряжении достаточно объявить по радио, остальное разнесут слухи. Мы с Хилей, к примеру, знали об этом еще с пятницы.
Специальное распоряжение - это значит, что ночью в городе будет что-то происходить, что-то такое, что не должно касаться простых граждан. Один раз, помню, я видел далеко за полночь колонну военной техники, которая двигалась по нашей улице с зажженными фарами и огнями автопоезда, с сиреной и постовыми, расставленными по обочинам, как шахматные фигурки. Везли что-то большое, укутанное в брезент, и мне пришла на ум аналогия с куколками бабочек - настолько было похоже. В другой раз какие-то люди в комбинезонах и резиновых плащах прошли слитной шелестящей толпой, не похожей на воинский строй в обычном понимании, катя на тележках огромные баллоны со змейками шлангов. У каждого на поясе висели противогаз и фляга, а на левой стороне груди белела нашивка в порядковым номером. Еще, помню, как-то летом, небывало жаркой и душной ночью, по нашей улице проехала гигантская самоходная установка с задранной к небу зачехленной ракетой, похожей на строгий указующий палец, ее сопровождали несколько армейских легковушек и мотоциклист с флажком в руке...