Белые Мыши на Белом Снегу

Постникова Екатерина

Старший засмеялся:

– Правильно наорали! Ты где находишься? На лапу... Кому, директору?

– Заму.

– Да без разницы. Не берут тут "на лапу", мой милый, пора бы знать. Не принято! Нет оснований - ничего не получишь, хоть луну с неба достань. Помнишь, зимой мы насчет комнаты тебе хлопотали? И что? Не положено! Делай карьеру, работай, добивайся - тогда все будет.

– Карьеру?
– молодой скривился.
– А как ее, карьеру, делать? Самый ужас, что никого не подсидишь! Ходят, смотрят, на собрании обсуждают. Могут повысить, могут понизить... Я так не умею.

– Чудо ты в перьях, да ведь так и надо!

– Это не я чудо, а они - чудики. Все у них навыворот. Лизка, кстати,

меня отшила - вот тебе еще один пример неправильных мозгов. Я ей говорю: зачем тебе все эти бумажки, ими никого не удержишь, если любим - и так вместе будем...

– А она?
– с любопытством спросил старший.

– Она...
– молодой досадливо крякнул.
– Она мне ехидненько так отвечает: милый мой, у нас с тобой есть законы, не мы их принимали, не нам их и отменять. А будешь, мол, и дальше в том же духе - в Моральный отдел сообщу по месту твоего жительства, чтобы тебе жизнь медом не казалась. Я ей: да ты что, стучать на меня пойдешь?! А она: и пойду, а что тут такого, если ты мораль нарушаешь?.. В общем, до того договорились, что она ушла и дверью хлопнула. Интересно, она теперь действительно жаловаться будет?

– Лиза? Нет, думаю, не будет. Она девчонка умная, не ее дело - тебе биографию портить. Но близко ты к ней больше не подходи, здесь твои разговоры о свободной любви не пройдут, можешь полгода "специалки" заработать за оскорбление личности.

– Ты серьезно?..

– Да нет. За одни только слова вряд ли. Предупреждением отделаешься. Но клеймо тебе приклеят, не отмоешься, так и будешь в аморальщиках ходить.

– Все навыворот, все!..

Они немного помолчали. Поезд ровно покачивался, за окном тянулся деревянный забор железнодорожного склада, а за забором, на чисто выметенной площадке, трое рабочих разгружали небольшой грузовик и отгоняли от своих ног крупную собаку, похожую расцветкой на мою Ласку. Собака вертелась, вставала на задние лапы, беззвучно лаяла - расстояние съедало звуки. Выглянуло неуверенное солнце и осветило осеннюю грязь, людей, машину, мокрый красный флаг над складской крышей.

– Тоска, - заметил молодой.
– Форменная тоска. Особенно в выходные. Ходишь, маешься, а чем тут заниматься?..

Старший спрятал сытый зевок и отозвался:

– Бери пример с Ирины.

– Но я-то не баба, чтоб букетики составлять!

– Я не про букеты, я в принципе говорю. Все занятия - в твоей голове, знаешь, сколько интересного там можно найти? Ирина вот цветами увлеклась, Петр рисует - и, между прочим, здорово насобачился, хоть сейчас на выставку. Макс с Еленой в походы ходят, а Юлий - представь - начал писать, даже машинку себе купил печатную. Я кое-что читал, понравилось. Глубоко, психологично...

– А мне что делать, если я не творец, а потребитель? Потреблять-то нечего!

– Тогда заведи друзей. Егор завел, пару какую-то супружескую. Так рассказывает - умрешь, не встанешь!..

Я вздрогнул, потому что о ком шла речь, если не о нас с Хилей?..

– Не умею я дружить, - сказал молодой усталым голосом.

– Тогда, Ген, не знаю. Думай, может, что и придет в голову. Ты же неглупый парень, ленивый только. Сам не знаешь, чего хочешь.

– Оттянуться хочу! По полной программе! В ночной клуб сходить, например. И чтобы никто при этом над душой не стоял!..

– Тогда один выход - не можешь, увольняйся.

Молодой, кажется, опешил:

– Как это?.. Но я же...

– Вот видишь! Прикипел. Так оно и бывает. Вернешься обратно, и все будет не так. Уж где, где, а дома ты точно себе занятия не найдешь. Это такой опыт, после которого мозги переформатируются намертво.

Я задумался над их словами. Хиля как-то сказала о Зиманском: он ни здесь, ни там - не дома. Если эти двое тоже "оттуда", выходит, и у них - проблема?

Интересно,

а как у них "там"?.. Мне почему-то представился огромный город, где каждый дом набит "телевизорами" и "компьютерами", но никто не помнит слов государственного гимна. Город, где люди не хотят вступать в брак, а детей считают чем-то слишком сложным для себя, вечно занятых. Город, где можно о женщине сказать "баба", и она не обратит на это внимания. Город, где не читаются лекции, не проходят демонстрации, а в клубах только "оттягиваются", причем исключительно ночью. Странный город, где люди без статуса, зато с "паспортами", бродят в фуфайках и ночных рубашках по широким улицам, и никто из них никому не нужен, никто никого не интересует...

От этой картины меня передернуло. Нет, если все так, то я туда не хочу, даже на экскурсию.

Эти двое замолчали, погрузившись каждый в свои мысли, у молодого - наверняка невеселые. А я поглядел в окно и увидел идущий цепочкой по тропинке маленький пионерский отряд во главе с рослым вожатым, бережно несущим нарядную коробку, с подарком, наверное. Пионеры остановились и помахали электричке маленькими ладошками, словно рощица березок - юными клейкими листьями. Вожатый не помахал, только улыбнулся.

У них, "там", дети после каких-то "событий" больше не носят галстуков и не маршируют под барабан. Почему-то мне показалось, что теперь они и не машут проходящим электричкам, и не улыбаются. Что это были за "события"? Война? Какое-то стихийное бедствие?..

Когда объявили станцию - "Шилка", я уже дремал и проснулся, как от толчка. Эти двое выходили вместе со мной.

* * *

Странно как: все время вспоминается прошлое, и до мельчайшей детали, до самого незначительного штриха оно будто окрашено в медовое золото, чистое и грустное, как осенний день. Прошлое кануло в загадочную мутную Лету, покинуло меня, но все же в какой-то крохотной комнате на задворках души висят, как в музее, его фотографии - тысячи, миллионы цветных снимков, и экспозиция все время пополняется, ничто не стоит на месте.

Никогда больше я не буду ребенком - и все же что-то от детства еще сохранилось в моем взгляде на мир. Случается со мной иногда: ясно-голубое летнее утро, невинная рань, затененное солнце в пене розовых облаков на горизонте, сырые от росы флаги на ветру, тихая улица, где только что погасли фонари, синеватый полумрак у фундаментов зданий, под заборами, за пустыми торговыми ларьками. Тишина, такая полная и всеобъемлющая, что слышен невыразимо далекий самолет, теряющийся в новорожденной синеве небес. Еще прохладно, свежо, в воздухе - сложнейшая смесь ароматов, как духи. А я стою где-нибудь на тротуаре и жду первого сигнала точного времени: шесть часов, просыпайся, страна. Сейчас заиграет гимн в окошке ранней птахи - дворника, и начнется день, но пока - полоса странного безвременья, и я задыхаюсь, не в силах выразить любовь к этому миру и этой жизни.

Неправда, что я несвободен. Это высшая свобода - любить жизнь и быть в полном согласии с собой. А режим, власть, талоны - дикая чепуха по сравнению с нетронутой красотой летнего утра, счастьем быть кому-то нужным, мыслью, что кто-то нужен тебе.

Я очень люблю свою страну, она выкормила меня, как мать, и бережно выпустила из своих ладоней в жизнь, как ребенок выпускает самодельный кораблик в реку - на волю волн. Я плыл по реке, подталкиваемый ласковым ветром, и ни одна буря не касалась моих парусов, потому что страна моя была и этой рекой тоже. Она - это все в моей жизни, и несчастлив я вовсе не по ее вине. Нельзя винить родное существо, которое отдало тебе все, что имело. У меня не хватает гормонов - да, но это только моя проблема, личная, в которой виновата природа - а может, и что-то другое, но никак не моя страна. Скорее - судьба, которая у всех разная.