Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации
Шрифт:
– Что случилось?!
– Стерлингов встал ему навстречу.
– Сбежал!
– только и смог выдавить Вильковский.
– Кто сбежал?
– Ну этот ваш... Марафет!
– Что?!
– Стерлингов пулей вылетел из гостинной, Стадлер - за ним.
В комнате на втором этаже царил настоящий бардак: окно распахнуто настержь, дверцы шкафа, где хранился кейс с препаратами доктора Кепарасика - тоже. Посреди комнаты лежал опрокинутый стул, вокруг него, среди локонов остриженных волос, валялись три пустые ампулы и шприц.
– Я только на минуту вниз спустился
– Прихожу, а здесь...
Стерлингов подошел к окну, хрустнуло стекло под ногой. Он безуспешно пытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте, потом крикнул:
– Айвар, живо на улицу! Найди эту скотину!
Стадлер, как завороженный, смотрел на опрокинутый стул, и тут его осенило. Ну конечно же! Странное поведение Свиньи в машине, бессвязный бред насчет марафету, слова Уорбикса насчет какоина... Какой же он осел! Советолог нагнулся и поднял ампулу: две красные поперечные полосы.
"Метапроптизол!
– вспомнил он.
– Лекарство против страха!"
Ему стало дурно.
– В каком он был виде?
– выпытывал Стерлингов у парикмахера.
– Я... почти закончил...
– збивчиво объяснял тот.
– Осталось только виски подбрить.
– Ничего себе!
– Стерлингов схватился за голову.
С улицы раздавался раздирающий душу треск. Это Лупиньш прокладывал себе дорогу сквозь кусты.
Вильковский испуганно собирал портфель.
– Я, пожалуй, пойду, - он боком выскользнул за дверь.
– И этот уйдет!
– прохрипел Стадлер.
– Не уйдет, там Айвар.
– Стерлингов был бледен, но спокоен.
– То же мне парикмахер на букву "хер".
И действительно, через минуту из сада донесся сдавленный крик. Стадлер судорожно перекрестился.
ГЛАВА 18
Москва. Калининский проспект. 5 ноября. 21-00.
Вечер. Промозгло. Капитана Козлова познабливает в плаще. Время, отведенное на выполнение задания, истекло. Почти все двойники задержаны. Козлов решает ехать в Управление. Он стоит у кромки тротуара и голосует рукой с зажатой в ней сигаретой.
Такси остановилось сразу. На переднем сидении был пассажир. От витринных огней сияла его круглая лысина.
– Куда?
– крикнул шофер.
Козлов понизил голос до шепота:
– На Лубянкку.
– А деньги есть?
– пидирчиво оглядел его таксист.
"Так и знал, не внушают доверия эти усы", - пожаловался сам себе капитан и, стукнув кулаком в грудь, пообещал:
– Забашляю, шеф, два счетчика!
– Но-но!
– встрял пассажир на переднем сидении и погрозил Козлову указательным пальцем.
– Да за мной не станет!
– стал убеждать того капитан.
– Сначала вы доберетесь, потом я.
– Но-но, - пассажир постучал по наручным часам.
– Казино, скорость, спид, давай-давай, баранка!
– Я тебе не баранка!
– огрызнулся таксист.
– Садись, друг.
– Он перегнулся через сидение и открыл заднюю дверь. Козлов сел.
– Ну и вредный тип попался, - покосился на пассажира шофер.
– Весь вечер катаю, то доллары
Попутчик обернулся и подарил капитану полный презрения взгляд. Тот похолодел: открытый профиль, нос немного картошкой, огромный лоб, до боли человечий. Козлов украдкой достал из кармана железный рубль, сравнил, - ошибки быть не могло.
– И слова-то от него нормального не услышишь, - продолжал сетовать таксист.
– Ни бельмеса не понимает по-русски. Всю смену молчу. Да еще пукает в салоне, видать к борщам нашим не привычен...
Но Козлов не слушал его. Голова работала на полную мощность: "Ильич, точно, то есть не Ильич, конечно, а двойник - Свинья. Розенблат и компания. Прав Евлампий, ох как прав!"- капитан притворился спящим, но лицо его было напряжено.
– Эй, стоп!
– вдруг закричал пассажир.
– Зе энд, финиш, доигрались, мать твою так!
От неожиданности шофер резко затормозил.
– Смотри-ка ты, по-русски заговорил, - удивленно протянул он.
Свинья открыл дверь и собрался выходить.
– А деньги?!
– шофер схватил его за плечо.
– Мани-мани, рубли давай! Семнадцать с полтиной. Кто платить будет, Рузвельт?
– Я заплачу, - шепнул водителю Козлов. Он боялся спугнуть двойника.
Таксист отпустил Свинью и, матерясь, захлопнул дверь.
– Друг, останови у следующего фонаря, - попросил капитан.
– Как это?
– не понял шофер.
– Через 50 метров.
– Козлов нервничал.
– Я потом все объясню. Деньги завтра на Лубянке получишь. Спасибо, товарищ!
Капитан протянул квитанцию и выскочил в ночь. Вокруг ни души. Виднеются контуры Государственного университета. Промелькнл вдалеке "Ильич" под фанарем. Козлов припустил за ним, нащупав "макарова" в кармане штанов.
Шофер же плюнул в форточку, кинул туда же смятую квитанцию и тронулся в парк.
Минут десять двойник Ленина петлял переулками, низко нагнув голову, затем зашел в парадную дома с барельефом композитора Мусоргского. Козлов шмыгнул за ним и стал осторожно подниматься этаж за этажом, держа пистолет обеими руками. Так дошел он до чердака: пусто, лишь покачивается от ветра странное белье на веревке.
"Черт, проходной!" - понял Козлов и бросился вниз. Он пробегал между вторым и первым этажами, когда вдруг погас свет. Нога зацепилась за что-то твердое, и капитан полетел вниз. Он летел ровно семь ступенек и успел сделать семь выстрелов. Семь предупредительных выстрелов вверх. Сознание погасло.
* * *
Бытует расхожее мнение, что при потере сознания сновидений нет. Если бы Козлов знал об этом, то сильно удивился бы: ему снился сон.
Снилось Козлову, что он не капитан контразведки, а известный на всю страну фокусник-иллюзионист, заслуженный артист республики. Будто выходит он в свете прожектороов на театральную сцену и под восторженный рев многотысячной публики достает из черного крашенного цилиндра генерал-майора Скойбеду за уши. Достает и, пристально глядя в глаза, ласково так спрашивает: