Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации
Шрифт:
– Ну что ж, Быдлин, входи!
– позвал следователь.
Вошел тот, кто смеялся под дверью: амбал в галифе и в майке, украшенной красными кровавыми пятнами, с полным ртом железных зубоа.
– Вы знаете этого человека?
– спросил капитана Зубов.
– Нет.
– Ну, может, быть, вы его где-то видели или когда-то встречали?
– Нет.
– Странно, - Зубов почесал макушку, - Обычно при виде этого типа у всех развязывается язык.
Козлов молчал.
– Пошел вон!
– рявкнул следователь Быдлину.
Тот
– Правильно, гражданин Вырубов, - Зубов постучал по столу карандашем.
– Зачем прибегать к крайним мерам? Лучше разойтись полюбовно. Вы мне закорючку в протоколе, я вам - стакан крепкого чая с бубликами.
– Я ничего подписывать не буду!
– Козлов высоко поднял голову.
– Хорошо, Быдлин, входи!
– крикнул следователь.
– А вы, гражданин, не могли бы выключить свет?
Козлов оглянулся на находившийся почти под самым потолком выключатель, потом на вошедшего Быдлина, который достал расческу и дунул не нее. Вылетело несколько зубцев. Быдлин улыбнулся капитану своей стальной улыбкой.
– Не выключу, - проговорил Козлов.
– Он ударит меня по почкам.
Зубов вскочил. Лицо его наконец оживилось:
– Колись, гад, сволочь, колись, зачморю!
Козлов выдержал этот натиск, не отводя от следователя глаз. Тот растерялся. Быдлин еще пару раз дунул на расчеку - зубьев больше не осталось. Он растерялся тоже.
– Товарищ следователь, - заискивающе закоцал зубами он.- Может, я пойду? А то жена приревновала, говорит, к контролерше из пятого блока по ночам хожу... И так уже все зубы новые вставить пришлось.
Зубов упруго сплюнул в пепельницу и сказал:
– Дурак! На серьезной работе вроде, а ведешь себя как пацан. Иди, что б я тебя больше не видел!
– Вот спасибо!
– Быдлин выскользнул за дверь, но тут же показался опять.
– Что еще?
– раздраженно спросил следователь.
– Мне бы денежки за расческу, а то зарплата, сами понимаете...
Зубов замахнулся пресс-папье. Быдлин исчез.
– Ну что?
– обратился к капитану Зубов.
– Рад? Напрасно, друг, дружбан дорогой. Рубон кончился, да и пока не сознаешься, на довольствие не поставлю. Это раз. Парашу, пока препирался, унесли, - это два. В камеру переполненную пойдешь, спать на полу придется, - это три.
Зубов посмотрел на часы.
– В камеру?!
– сердце упало у Козлова, гулко бухнув о тазобедренный сустав.
– В камеру, в камеру, - повторил следователь, собираясь.
Козлов во мгновение ока стал мокрым, как мышь. В камеру к уголовникам! Он знал, как это бывает - слышал от коллег.Сначала посадят играть в карты на деньги, когда деньги кончатся, то заставят есть собственные экскрименты, а когда все съешь... Дальше даже думать не хотелось.
Зубов нажал кнопку звонка под столом.
– Погодите!
– подскочил к нему Козлов.
– Не надо в камеру! Я все подпишу, где протокол?
– Завтра подпишешь, - следователь
– У меня смена закончилась. Уведите, - приказал он вошедшему сержанту.
– Пошли, козель!
– тот дернул капитана за ворот.
Идя под конвоем мрачными коридорами, стоя на поворотах лицом к стене, руки за спину, Козлов думал об одном:
"Лишь бы не "опустили", лишь бы не "опустили" урки, да еще с моей-то фамилией. Надо сразу себя поставить!" - твердо решил капитан.
У камеры под номером 15 его остановили. Тяжелая дверь открылась, и Козлова впихнули внутрь. Ключ за его спиной - он считал - повернули пять раз, затем все стихло. Капитан огляделся: обшарпанные мрачные стены, досчатые нары в два этажа, на них вповалку спали заключенные. Или притворялись. Козлов приметил свободное место - пару квадратных метров в углу.
"Здесь обитает вожак, тфу ты, главарь, нет - пахан!
– догадался Козлов.
– Ба, да тут параша, - подошел он ближе.
– Врал, стало быть, Зубов, не уносили ее."
Капитан обошел вокруг параши, размышляя, как ему быть.
"Это ведь право пахана - первым и последним ходить, - решил он и сел на корточки.
– Теперь песня. Песня должна быть блатная, или, на худой конец, приблатненая."
Козлов прочистил горло и затянул:
– Сижу на нарах, как король на именинах...
Дальше он не помнил. Никто из спящих не проснулся, даже не вздрогнул.
"Ну и нервы у ребят", - уавжительно подумал Козлов и запел другую песню, взяв на целую октаву выше:
– И меня замели по наводке моего управдома...
На этот раз в стане зеков произошло шевеление. Несколько человек преклонного возраста глянули на капитана заспанными глазами.
"Сдрейфили, фраера!" - обрадовался Козлов и, ободренный первым успехом, закричал:
– Что вылупились, петухи? Бугра, внатуре не видели? Мне ведь все пофиг! Я мусарню замочил, мне вышак корячится! По мне мокрушника порешить, - что два пальца об асфальт! Ща свадьбу делать будем!
– Как это вы сказали?
– спросил дрожащим голосом старичок в седых усах и бородке.
– Вы не могли бы еще раз повторить и поразборчивее.
Старичок нацепил на нос очки в металлической оправе, и тогда Козлов узнал его.
"Кади! Икар Кади - двойник Калинина. Сам брал." - гордсть, было, вспыхнула в груди капитана и тут же погасла.
"Бить будут, - понял он.
– Как пить дать, - побьют."
А вслух сказал неуверенно:
– На бритву прыгаешь, червяк?
Старик тоже узнал Козлова, и, пряча улычку в усах, проговорил:
– Амплуа уголовника не к лицу вам, капитан. Вы гораздо увереннее чувствовали себя там, в пивбаре, когда за спиной у вас была дюжина ваших коллег. Да, я еще не представил вас моим товарищам по несчастью. Это капитан Козлов, прошу любить и жаловать...