Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Поэтому капитан Береговой и попросил руководство КГБ Белоруссии, чтобы его направили туда, откуда шла такая точная боевая информация. Его определили в пятое отделение третьего отдела, агентурные кадры которого состояли в основном из людей русскоязычных. Их мы между собой называли «антисоветчики». Отделение тогда возглавлял Симулин Петр Павлович.

Полковник в отставке П. П. Симулин после выхода на пенсию много лет проработал проректором Пермского технического университета. В городе Перми его знают многие ветераны военной службы.

Чтобы закончить объяснения о том, на какую же службу я попал, не зная детально существа предстоящей работы, расскажу еще об одной стороне деятельности разведки, ранее мне

совершенно неизвестной.

Работа разведки и контрразведки на деле — не прекращающаяся война, поле боевых действий в мирное время.

Как водится на войне — с потерями с обеих сторон.

В мирной жизни такие факты изредка озвучиваются СМИ как громкие шпионские процессы. Иногда находятся и другие формы разрешения этих конфликтных ситуаций, без шума и излишней сенсационности. Одной из задач разведки в таких ситуациях, о чем я не знал, является принятие всех возможных и невозможных (по представлению лиц, непосвященных в суть этой работы) мер для спасения своих агентов или разведчиков, попавших в руки контрразведки противника, — облегчение их участи, возможное снижение или отмена наказания, грозящего им по решению суда противной стороны.

Видимо, памятуя о моем вопросе, почему начальник ПГУ СССР генерал Сахаровский вскользь похвалил работу отдела как достойного «конкурента» ПГУ, руководство подключило меня к работе по оказанию помощи и облегчению участи попавшего в тюрьму в Западной Германии нашего очень ценного источника информации. Работу с ним проводили «антисоветчики» из отделения П. П. Симулина. Изучением причин случившегося занималась специальная комиссия при участии работников из Центра, но она не смогла однозначно определить причину провала. Все это действовало угнетающе на сотрудников, работавших по данному делу. Давил тяжелый моральный груз ответственности за происшедшее и на начальника отделения П. П. Симулина.

Меня познакомили с краткой справкой по этому делу и поставили чисто техническую задачу. Я должен был встретиться в демократическом секторе города Берлина с адвокатом, доктором Каулем, и передать ему справку по делу. Это был единственный адвокат в ГДР, допущенный западногерманской юстицией для работы по политическим и уголовным делам, рассматриваемым в судах ФРГ. Естественно, согласие на участие доктора Кауля в слушаньях западногерманского суда по этому делу было получено на высшем уровне.

Наряду с передачей документов адвокату мне поручалось уточнить, какой, по его мнению, возможен исход.

Есть ли иные пути для более успешной защиты, нужна ли от нас какая-либо дополнительная аргументация по делу или иная помощь.

Я договорился по телефону о встрече с доктором Каулем на его квартире. Меня встретила на пороге его жена, провела в рабочий кабинет. Навстречу поднялся из-за стола хозяин кабинета. Сразу заявил мне, что у него мало времени. Стоя, бегло ознакомился с содержанием справки, переведенной мной заранее на немецкий язык, задал ряд уточняющих вопросов. Я спросил его мнение по перспективам защиты, есть ли возможность расшатать позиции обвинения. Он с улыбкой ответил, что западногерманская юстиция (я знал об этой позиции обвинения из западногерманских газет) сама загнала себя в угол.

Она с азартом подняла шум о том, что западногерманская контрразведка пресекла «невиданное по масштабам преступление» против «дружественной ФРГ американской армии». Это утверждение только на руку защите, поскольку у НТС (Национально-трудового союза), под крышей которого работала американская разведшкола, было иное мнение. НТС не хотел, чтобы по материалам суда и прессы он выглядел как организация, состоящая в штатном расписании американской армии. Это обстоятельство, тщательно скрываемое НТС от общественности, опрометчиво выпячивали представители суда и следствия.

Такая позиция обвинения была

выгодна юстиции, так как именно по этой статье уголовного кодекса обвиняемому грозило максимальное наказание — около 12 лет заключения, что могло расцениваться как высокий показатель работы суда и прокуратуры.

Адвокат рассказал мне, что намечаемая линия защиты принципиально будет построена именно на этом разногласии — между желанием юстиции ужесточить наказание за преступление против американцев и стремлением НТС показать на суде свою политическую независимость и самостоятельность.

«Я думаю подыграть НТС, считая его «независимой организацией», и таким образом снять обвинение в наличии преступления против американской армии, то есть автоматически снизить меру наказания. Но я буду просить суд признать наличие преступления против НТС. В этом меня сторонники НТС, видимо, поддержат. А далее мы с широкой оглаской займемся статусом этой «независимой политической организации». Если она официально признана правительством ФРГ, то должна иметь аккредитацию. В этом случае дело должно рассматриваться как преступление против ФРГ, и мера наказания будет ниже. А я уже проверил и убедился, что НТС нигде и никогда не был признан властями Западной Германии как самостоятельная и независимая политическая организация, то есть не имеет официальной аккредитации. А это значит, что отпадает и следующая статья уголовного кодекса с обвинением в преступлении против ФРГ. Таким образом, отклонив утверждения обвинения в наличии преступления против американской армии и не видя оснований утверждать, что имело место преступление против властей ФРГ, мы детально займемся вопросом: что же такое на самом деле этот НТС? Этого нам, ввиду «неудобства» темы для широкого обсуждения, как для американцев, так и для самого НТС, видимо, сделать не дадут и попытаются свернуть процесс, а именно это нам и нужно. Мы будем выдвигать утверждение, что в данном случае имела место некая междоусобица внутри самой организации НТС. Однако подобная ситуация не может рассматриваться как преступление, предусмотренное уголовным кодексом ФРГ, и являться предметом обсуждения в суде.

Я полагаю, что ввиду грубых ошибок юстиции и усердия западной прессы, принявшей эти ошибки за истину, они примут нашу «подсказку» как желаемый компромисс в этом нелегком деле. Такой вариант даст возможность Западногерманской юстиции сделать хорошую мину при плохой игре и избавит суд от необходимости «трясти грязное белье» перед общественностью и выяснять подробности: почему НТС оказался в штатном расписании американской армии, в чем именно был нанесен ущерб американцам и в каких размерах (а от этого зависит мера наказания) и прочие нежелательные для оглашения детали. Другого выхода для них я пока не вижу. Поспешная и «достоверная» информация об успехе контрразведки ФРГ создала такую неудобную для суда ситуацию, которую мы надеемся полностью использовать».

Далее доктор Кауль спросил, не будем ли мы возражать, если он привлечет для участия в этом деле своего хорошего знакомого — адвоката из Франции, имеющего опыт защиты в делах представителей левых партий и организаций. Я ответил, что этот вопрос мы оставляем на его усмотрение. Если он видит возможную пользу от участия француза в этом деле, то мы поддерживаем его приглашение.

На этом наша встреча закончилась. Но у меня остался небольшой осадок. Мне впервые в Германии при беседе не предложили присесть. Разговор занял не пять минут, как предполагалось вначале, несмотря на данную мне при встрече вводную о нехватке времени. Мы беседовали стоя, якобы ввиду отсутствия времени. Вероятно, таким образом мне дали понять, что я не соответствую уровню моего собеседника. Здесь, как у дипломатов, каждый жест и слово имеют определенный смысл и значение, тем более у такого опытного юриста европейского масштаба.