Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Но это мелочь. Я готов засвидетельствовать свое глубокое уважение доктору Каулю и его коллеге из Франции за ту роль, которую они сыграли в деле нашего разведчика. Линия защиты, изложенная им при нашей первой встрече, была успешно реализована. Обвинение, как и предполагалось, поэтапно с шумом проваливалось. Представители НТС на первом этапе, не почувствовав «доброжелательно» подготовленной им ловушки, схватились за «руку помощи» и вместе с защитой отвели самую опасную статью обвинения — вменяемое ими преступление против американской армии. А далее, по логике событий, отпала и вторая часть обвинения, поскольку НТС действительно не имела официальной аккредитации. Западная пресса даже поднимала вопрос: как же этот «независимый НТС» вообще попал

в ФРГ, если его никто из властей ФРГ не приглашал? Опять в Западной печати всплыла тема, что «его нашли и взлелеяли американские оккупационные власти», а не ФРГ как государство.

Одним словом, суд с трудом смог натянуть примерно такую — уже политическую — формулировку обвинения, как «преступление против организации дружественной американской армии». За это могло быть назначено тюремное заключение только до четырех лет, а не восемь-двенадцать лет, как это вначале предполагалось обвинением. При рассмотрении кассационной жалобы адвокатов и эта мера была снижена, чего мы и добивались.

Когда наш разведчик был освобожден из тюрьмы, западная пресса оповестила мир: «Советский мастер-шпион поехал в Кремль получать орден Красного Знамени».

Несколько слов об информации, которую «антисоветчики» под руководством П. П. Симулина получали из американской разведшколы, действовавшей в ФРГ под крышей НТС и его закрытого сектора, возглавляемого Околовичем. КГБ СССР из третьего отдела Управления особых отделов получал данные на агентуру американской разведки, готовившуюся для заброски с воздуха с территории Греции, через южные и юго-западные границы СССР. По этой информации части ПВО страны на юге и юго-западе приводились в готовность № 1, поднимались по тревоге пограничные заставы, дивизии и полки внутренних войск. Комитеты госбезопасности Молдавии, западных областей Украины и Белоруссии, Ростовской области имели информацию о времени и предполагаемых местах заброски агентуры, снабжались словесными портретами забрасываемых, получали иногда и дополнительные сведения об их биографиях, связях в СССР и прочем. Одним словом, Центр и соответствующие органы государственной безопасности страны получали своевременную упреждающую информацию о планах американской разведки, исполнителях этих планов, местах их выброски и районах, где они будут проводить шпионскую и диверсионную деятельность, создавать вооруженное антисоветское подполье.

Последняя плановая заброска группы выпускников этой американской разведшколы, кажется, не состоялась, но виной тому предательство связника и последовавший за этим арест нашего источника информации. Поступление упреждающей информации — в этом прямая заслуга перед Родиной нашего разведчика.

Не все гладко было в жизни «нашего парня». Его послевоенная судьба сложилась очень непросто. Он служил в Группе советских войск в Германии. Под давлением обстоятельств, а среди них был и подлый поступок вышестоящего начальника в погонах, бежал в ФРГ вместе с подружкой — немкой из граждан ГДР. Смалодушничал.

Мог бы, наверное, на предстоящем суде доказать свою невиновность. За побегом офицера на Запад следовало автоматическое заочное осуждение к высшей мере наказания.

В Западной Германии к дезертиру со всех сторон подступили «сваты». Предлагали пойти на сотрудничество с разведками бывших наших союзников по Отечественной войне. Не обходили вниманием НТС, ЦОПЭ (Центральное объединение послевоенных эмигрантов) и другие антисоветские организации. Предлагали сотрудничество с прессой, обещали большие деньги, другие льготы, славу «борца со сталинизмом», как это было в деле генерала-предателя Власова. Но он не пошел на все это, не хотел вредить своей вынужденно покинутой родине. А раз так — он вмиг стал никому не нужен. Живи, как хочешь! И жил на жалкие гроши, работая простым рабочим на одном из заводов в Западной Германии.

Этот человек поверил военным чекистам. Он согласился искупить свою вину, пошел на смертельный риск.

Под их руководством стал нужным человеком

в закрытом секторе НТС Околовича, служил преподавателем и экзаменатором для подонков, которые сначала предали нашу родину фашистским оккупантам, а потом пошли в услужение к американской разведке и готовились к новым боям уже на территории нашей страны…

Что было дальше, как сложилась его судьба на Родине, кто же он — «этот парень»? Это знают архивы и бывшие руководители Второго и Третьего главных управлений КГБ СССР, и, естественно, оперработник, ведший в пятидесятые годы дело «нашего парня» и ныне скромно проживающий в Москве. Все это, конечно, знал и бывший начальник его отделения П. П. Симулин, которого уже нет в живых. Он не любил вспоминать эту историю, слишком тяжел был моральный груз ответственности за судьбу нашего соратника. Для истории же это — неизвестная пока страница деятельности советской военной контрразведки.

Она ждет своих исследователей. Задача возможного облегчения его судьбы легла на плечи третьего отдела, и мы с ней успешно справились. В этом деле, как видите, мне также пришлось принять посильное участие.

Глава XI

В третьем отделе. Мои наставники в разведке. Значимость проблемы оценки и проверки достоверности материалов, получаемых из-за кордона, дело «Франца». Провал попытки американской разведки объединения антисоветской эмиграции на слете в Гамбурге. Командировка в Росток. Реакция жителей Западного Берлина и беженцев из ГДР на события в Венгрии и работа по упреждению провокаций американской разведки. Суэцкий кризис и западная пресса.

Мой первый наставник в третьем отделе — начальник отделения подполковник Мухачев — был очень опытным работником, тонким психологом и непревзойденным мастером оперативной комбинации. Порой из, казалось бы, простейшего и ничего собой не представляющего материала в его руках вдруг возникала острая наступательная операция с далеко ведущими возможностями и богатыми источниками информации. Так, под его руководством было осуществлено оперативное проникновение в нужную нам среду в Западном Берлине под условным наименованием «Рынок резидентов». Здесь отдел имел возможность «расширять свой кругозор». Получать сведения о направленности интересов военных разведок государств НАТО в отношении ГСВГ, о наиболее шустрых их исполнителях. А слишком «зарвавшихся» органы безопасности ГДР призывали к порядку, да и Особые отделы на местах имели упреждающую контрразведывательную информацию.

Все это было очень наглядно и поучительно для меня и для других сотрудников отдела.

Когда я подробно рассказал Мухачеву о своем опыте работы в контрразведке, полученном мной в Особом отделе Берлинского гарнизона, он сразу же определил, кого из моих знакомых по Берлину можно «поставить в строй» в интересах работы в отделе. Далее он с разочарованием констатировал, что у меня нет теоретической разведподготовки. Не давали нам ее в Ленинграде. Зато учили быстро печатать на пишущей машинке с русским и немецким шрифтами. Ох, и не любил я эти уроки машинописи: не укладывался в нормативы. Мои совсем не музыкальные пальцы загребали на мелкой клавиатуре по 2–3 буквы сразу. Морока, одним словом.

Для пополнения моего образования начальник отделения решил сделать из меня «архивариуса». Раз в полгода оперсостав подчищал свое хозяйство — оперативную документацию. Отправляли ее из ГДР, из полевых условий службы, в Москву, где все тихо и спокойно, нет регулярных тревог и ночных подъемов, во время которых вся имеющаяся в наличии документация срочно пакуется и готовится к эвакуации. Мешков с подобным содержимым здесь должно находиться минимальное количество.

Оперсостав отделения с восторгом принял решение своего начальника о моем назначении, и вскоре мой новенький сейф был загружен делами, предназначенными для сдачи в архив… Но все это был еще сырой материал.